Фердинанд Врангель - Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю
Наше положение становилось весьма затруднительно. Около шести недель бродили мы по пустыням, но главной цели поездки нашей, Чукотской земли, не могли еще достигнуть. Разные неблагоприятные обстоятельства замедляли наше путешествие, а между тем холодное время года приближалось, и мы опасались, чтобы не пришлось нам окончить поездки нашей зимним путем, а к нему мы совершенно не были приготовлены. Бережной решился потребовать от нашего вожатого, чуванского князька, объявления, где именно мы находимся и скоро ли можем надеяться встретить чукчей? После многих отговорок оказалось, что я давно предвидел и предсказывал, а именно: чуванец, объявил, «что он надеялся здесь найти чукчей, а теперь совершенно не знает, где искать их самих и их землю». Можно себе представить наш гнев и нашу досаду при таком открытии! Я был еще так счастлив, что исполнил возложенное на меня поручение, описав осмотренную страну, а Бережной за все труды и лишения был вознагражден несколькими мамонтовыми клыками. Главная цель нашего путешествия: знакомство и меновая торговля с чукчами осталась недостигнутой. Сообразив все обстоятельства, Бережной решился, наконец, отказаться от своего намерения н прямой дорогой, через тундру, возвратиться в Нижне-Колымск. Вполне полагаясь на многолетнюю опытность и совершенное знание местности моим товарищем, я нимало не противоречил ему, и мы отправились 14 августа в обратный путь. Отсюда повернули мы на восток, в надежде достигнуть горы, подобно обрывистому мысу поднимавшейся над тундрой. С вершины ее хотели мы осмотреть окрестность и определить наш путь. Проехав 20 верст, мы приблизились к горе. С одной стороны подмывалась она быстрой и глубокой рекой, через которую не без труда мы переправились. Усталость и темнота принудила нас расположиться ночевать на другом берегу реки у подошвы горы.
С первыми лучами утреннего солнца мы увидели неожиданное приятное явление. Случай вел нас лучше проводника: мы находились в пределах Чукотской земли. Перед нами в долине изгибалась река Тауншео, а на берегах ее стояло множество юрт. Мы поспешили туда, но юрты были пусты. Все уверяло нас, что здесь недавно еще находились жители, ветер не разнес еще золы с мест, где горели костры, вокруг них валялись кости и разные остатки съестных запасов. Даже волки, немедленно приходящие после людей на оставленные ими места, не успели всего очистить. Вероятно, обитатели долины только что оставили сие место и находились еще не вдалеке. Я пошел на гору которую наш проводник, снова утверждавший, что знает страну, называл Гейлы, в надежде с вершины ее осмотреть окрестности; но мы не успели дойти до середины высоты, как внезапный туман спустился на землю и обхватил весь небосклон. Такое обстоятельство и сигнальные выстрелы оставшихся в долине товарищей принудили нас поспешить вниз. Бережной, оставшись при своем намерении, следовал вверх по течению реки; мы сели на лошадей и вскоре догнали караван.
Долина, орошаемая рекой Тауншео, довольно широка и усеяна бесчисленными озерами. С боков обставлена рядами плоских холмов; постепенно возвышаясь, они превращаются, наконец, в утесы, обрывом спускающиеся в долину. На местах, несколько защищенных от холодного северного ветра, стелется по земле низменный березняк; он служил нам топливом.
В продолжение всего пути вверх по реке 16 августа встречали мы много мест, где некогда стояли чукотские юрты, но самих жителей нигде не видали. Между прочим, заметили мы также большие стада оленей, позволявших к ним приближаться, из чего заключили мы, что то были, вероятно, домашние животные отсутствующих жителей. Впоследствии предположение наше оправдалось: олени действительно принадлежали чукчам, которые нас видели, но по боязни скрывались от нас.
По мере удаления нашего от морского берега воздух становился теплее, а вечером появились и комары. К счастью, сильный северо-западный ветер разогнал мучителей. Местами росли здесь по долине разные ягодные растения, как то: шикша (Empetrum), голубель (Vaccinium ulgiinorum) и морошка (Rabus chamaemorus), но по причине холодного лета на них не было плодов, и, вероятно, они даже не цвели. Грунт был сплошь, болотистый, усеянный моховыми кочками, а между ними стоял тонкий лед.
Августа 17-го порывистый северозападный ветер, с сильным снегом и дождем, не позволил нам продолжать путешествия. Мы остановились, но при сильной буре не было возможности ни разбить палатки, ни развести огня. Ночью, вместо снега и дождя, наступил порядочный мороз. Промокшие платья наши промерзли, и мы весьма страдали от холода, тем более, что ветер дул с большой силой.
С рассветом 18 августа поспешили мы отправиться в путь, надеясь движением согреть несколько наши оцепеневшие члены. От ночного мороза все озера покрылись толстым льдом, а болота так скрепли, что не проламывались под лошадьми, река дала также большие забереги. Мы провели ночь при соединении двух притоков реки; меньший из них шел с юга, а другой с запада.
Августа 19-го сделали мы небольшой переход, боясь слишком утомить лошадей, которым предстоял трудный путь через высокий хребет. Всю ночь провели мы без огня. Несколько сухих черствых сухарей были нашей единственной пищей.
На другой день повернули мы к западу; по нашему направлению тянулось несколько многочисленных стад оленей. В долине, между двумя реками, заметили мы порядочно уезженную дорогу; по ней, как впоследствии узнали мы, чукчи отправляются в Островное. Я предполагал было следовать по сей дороге, потому что, по моему счислению, она должна была вывести нас на север от тундры. Но товарищи мои не согласились с моим мнением и решились следовать вверх по реке, которая привела нас в дикую пустыню. Наполненная парами и туманом атмосфера ежеминутно изменяла вид окрестности. Мы находились в глубокой долине: окружавшие нас скалы беспрестанно принимали самые разнообразные и странные формы. Внезапно густой туман скрыл весь небосклон, и только местами можно было различать черные зубчатые верхи утесов. Плеск низвергавшихся со всех сторон водопадов, грохот отторгнутых волнами камней, свист и завывание ветра в ущельях и, наконец, постепенно сгущавшийся туман, закрывший от нас даже ближайшие предметы, — наводили невольный ужас. Подвигаться вперед, при совершенном незнании местности, было опасно и затруднительно. Мы заметили, наконец, что земля под нами становится круче, а шум волн постепенно отдаляется. Мы попали в узкий овраг, который мог довести нас в пропасть. Оставалось слезть с лошадей и вести их за поводья. Два часа карабкались мы вверх по рыхлому грунту; камни и песок катились из-под ног, угрожая увлечь с собой и нас и лошадей. В ежеминутной опасности сорваться с ужасной высоты ощупью добрались мы до вершины горы, где оканчивалась тропинка. Перед нами лежала пропасть; туман скрывал ее глубину. Один за другим собрались все наши спутники на небольшой площадке горы. Напрасно смотрели мы в мрачную бездну, наполненную туманом, и напрасно напрягали взоры вдаль — выхода не было! Положение наше становилось ужасно: впереди была пропасть, и возвратиться назад, к лугам, через расстояние около 30 верст при совершенном изнеможении лошадей, было невозможно. Из мучительной неизвестности были мы выведены раздавшимся невдалеке от нас топотом и хорканьем оленей. Мы поспешили за утешительными звуками, и вскоре увидели большую движущуюся массу. Она рассеялась от нашего приближения и скрылась в тумане. По следам мы заметили, что большая часть оленей побежала к ущелью на юго-запад. Мы пошли туда же, ведя наших лошадей. Узкая, крутая щель, изгибаясь з скале, вывела нас на вершину хребта, который все почитали пределом тундры, несмотря на мои уверения, что он должен лежать гораздо южнее. Здесь мы вышли из тумана, как море волновавшегося под нами. Густые массы паров, медленно клубясь, набегали на утесы, и сопка, на которой мы стояли, уподоблялась острову среди необозримого океана.
