Соленый ветер. Штурман дальнего плавания. Под парусами через океаны - Дмитрий Афанасьевич Лухманов

После приказа о том, чтобы все, что принимает наша радиостанция, немедленно сообщалось мне, мы стали получать и метеорологические бюллетени, и газетные новости, и чужие телеграммы. Когда впоследствии погода исправилась, то по вечерам наш радист стал приглашать даже членов кают-компании слушать радиоконцерты. Приемник у нас оказался хороший.

Как-то два дня подряд нас вызывала бергенская станция, сообщая, что на «Товарищ» есть телеграмма. Наша станция все время отвечала: «Слушаем, просим передать текст», но Берген нас не слышал. В конце концов мы получили эту радиограмму через одну маленькую норвежскую станцию со следующим предпосланием: «Уловив случайно ваши бесплодные попытки связаться с нашими станциями, я настроил свой приемник на вашу волну в 300 метров, можете ежедневно от 16 до 18 часов передавать свои радио через меня».

Мы довольно долго пользовались услугами этого норвежского благодетеля, и я успел передать через него служебное донесение о положении и местонахождении судна и коротенькое радио своей семье.

17 и 18 июля, в широте 66° северной и долготе 10° восточной, мы испытали еще один зюйдвестовый шторм, но уже меньшей силы.

От 18 до 26 июля шли лавировкой к югу, вдоль норвежских берегов, неся все, или почти все, паруса и имея от 4 до 6 миль хода.

На рассвете 26-го, на широте Бергена, мы получили наконец попутный северный ветер и быстро проскочили Немецкое море[75]. Конечно, сравнительно быстро, потому что «Товарищ» за свою продолжительную стоянку в Мурманске так оброс бородой из водорослей, что при попутном ветре в 4–5 баллов и при всех парусах, то есть при условиях, когда хорошее парусное судно должно делать десять, одиннадцать узлов, я не мог выжать из «Товарища» больше восьми с половиной.

Я до сих пор ни слова не сказал ни об экипаже, ни о внутреннем устройстве «Товарища». Затем мне неоднократно приходилось употреблять технические названия различных парусов и снастей. Прилагаемый к книге маленький чертеж и фотография корабля под парусами дадут понятие о его устройстве и парусности, и я перехожу прямо к экипажу.

Экипаж «Товарища» состоял из меня — капитана корабля, четырех помощников, двух преподавателей — руководителей учебных занятий учеников, врача, радиотелеграфиста, машиниста, заведовавшего маленьким вспомогательным котелком, паровыми лебедками, помпами и прочими несложными механизмами нашего чисто парусного корабля, двух боцманов, парусника, плотника, повара (кока), его помощника, буфетчика, уборщика кают, пятнадцати матросов, двух юнг и пятидесяти двух учеников. Всего было восемьдесят семь человек. Восемьдесят восьмым был тов. Е. Ф. Ш. — корреспондент «Комсомольской» и «Ленинградской правды», официально числившийся в судовых документах секретарем капитана.

В конце концов тов. Ш. пришлось волей-неволей оправдать свой официальный титул, так как он имел с собой собственную пишущую машинку с русским и латинским шрифтами, и мы взвалили на него порядочную долю корабельной переписки.

Как всегда, когда глубоко сухопутный человек случайно попадет в среду моряков, ему, если он не умеет понимать шуток и сам отшучиваться, приходится плохо. Он делается объектом острот и добродушных, но подчас надоедливых издевательств. Но тов. Ш. довольно благополучно вышел из этого положения. Начать с того, что его не укачивало. Он очень заинтересовался морским делом, терминологией и быстрым темпом начал оморячиваться. Только однажды, когда после последнего шторма задул легкий попутный ветерок и обрадовавшийся Ш. поспешил написать в своей очередной корреспонденции: «Наконец мы дождались благодатного попутного ветра, лежим на курсе, лица всех просияли», — ему порядочно попало от товарищей, потому что, продержавшись два, три часа, ветер снова повернулся к юго-западу, задул в лоб, и «Товарищу» снова пришлось лавировать. Ш. полушутя-полусерьезно был обвинен в том, что он сглазил ветер.

В конце концов про него было сложено следующее стихотворение:

«Наш собственный»

Он не был парусник, но как корреспондент

Лавировать умел на славу,

И каждый неприятный инцидент

Легко он обращал в веселую забаву.

Попав в среду угрюмых моряков,

Пропитанных отсталым суеверьем,

Готовых из-за всяких пустяков

Не только оскорбить тяжелым недоверьем,

Но даже все несчастия в пути

Приписывать ему единолично,

Он выход из всех бед всегда умел найти

И отвратить беду всегда умел отлично.

О, сколько раз капризный капитан.

Порою ласковый, порою злой как черт,

Готов был приказать, хотя и не был пьян:

«Корреспондента выкинуть за борт!»

Домоклов меч угрозы самосуда

Всегда висел над бедной головой,

И ужас смерти шел за ним повсюду,

Как неотступный, страшный часовой.

Он все стерпел и ход нашел он верный

К обросшим мхом безжалостным сердцам,

И чрез три месяца усилий непомерных

Он моряком почти что стал и сам.

Взгляните на него: вот он стоит пред вами

В фуражке сдвинутой, с морской трубой в руках,

С расставленными в стороны ногами,

С короткой трубкой, стиснутой в зубах…

И верю я, что скоро день настанет,

Когда корреспондент, как лучший марсовой,

Взбежав наверх, на грота клотик станет

Ногами вверх и книзу головой…

Вечером 29 июля, с тихим попутным северо-восточным ветром, «Товарищ» под всеми парусами подходил к входу в Английский канал, или, как он называется в наших географиях, Па-де-Кале.

Плавание Английским каналом для больших парусных кораблей представляет большие затруднения и требует неусыпного внимания. Приливные и отливные течения, отражаясь у извилистых берегов Англии и Франции, расходятся в разные стороны и достигают значительной силы. Лавировка при этих условиях крайне затруднительна. Кроме того, здесь бывают частые туманы, а канал кишит всякого рода судами, не только идущими с востока на запад или с запада на восток, но и пересекающими его в разных направлениях. Западные и северо-западные штормы достигают в канале страшной силы и образуют высокое, неправильное, бросающее корабль во все стороны волнение.

В старые годы, когда было много парусных кораблей, существовал особый промысел — провод их через Английский канал. Лоцманские боты и особые буксирные пароходы встречали корабли за пятьдесят и даже за сто миль от берегов и за сравнительно недорогую цену проводили их через канал, вводили в порта и выводили их из портов. Теперь, с падением парусного флота, промысел этот давно прекратился, и никто не встретит пришедшего издалека парусника, пока