Дж. Троост - Брачные игры каннибалов
Кейт оставила нам несколько бутылок кипяченой воды и пару банок лимонада. Утолив жажду, я пожалел, что думал о ней так плохо. Она сказала, что воду нужно кипятить двадцать минут, потому что по стокам бегают крысы, а в баках для воды водятся паразиты. В душе была только холодная вода, но в здешнем климате меня это нисколько не волновало, хотя, как правило, я нахожу отсутствие горячей воды неприятным. Куда больше я встревожился, когда Кейт сообщила, что за тот год, что она прожила на Тараве, дождя не было ни разу и потому воды в баках, вероятно, осталось мало. Мы должны экономить каждую каплю.
Она также настаивала, чтобы мы продолжили пользоваться услугами ее «горничной». Перед моими глазами тут же возникла фигуристая томная девушка в юбочке из травы, которая расхаживает по дому, качая бедрами и бросая зазывные взгляды в мою сторону. На несколько секунд я даже проникся этой идеей, пока не осознал весь абсурд происходящего. Мы, молодая пара, практически без средств к существованию, приехали сюда, чтобы вершить добрые дела (по крайней мере, один из нас приехал сюда, чтобы вершить добрые дела). Иметь горничную в таком положении просто стыдно. Я выразил Кейт свои сомнения.
– Что за бред, – сказал я, – нам не нужны слуги. Кейт ответила ударом ниже пояса.
– Ладно, – сказала она. – Надеюсь, вам понравится целыми днями стирать одежду Сильвии руками в холодной воде и вытирать пыль и соль, которые каждый день скапливаются во всех углах дома. Потому что у Сильвии не будет на это времени.
Судя по лицу Сильвии, ей эта перспектива пришлась по душе.
– Не забывай отделить цветное белье от белого, – с улыбкой проговорила она.
Но Кейт этого было мало.
– И наверняка вам все равно, что какая-то местная девочка не сможет учиться в школе, потому что ее матери обучение не по карману.
Разве можно отказывать детишкам в образовании?
– Так она будет приходить раз или два в неделю? – спросил я, отметив про себя, что, раз у нашей служанки дети школьного возраста, вряд ли она окажется юной, томной и будет раскачивать бедрами.
Сильвия и Кейт уехали в представительство Фонда народов, а я остался в одиночестве и стал размышлять о том, какой же океан огромный и какие большие акулы, наверное, водятся прямо у нас за домом, ожидая, когда глупый ай-матанг решит пойти поплавать. Наверняка это тигровые акулы. И черно-белые пятнистые рифовые, разумеется. А может, и акула-молот, и голубая, и шестижаберная, хотя все знают, что бояться нужно только тигровых. Я пристально вгляделся в воду, и мне начали чудиться всякие кошмары.
Но вода при этом выглядела очень заманчиво. И была горячей – действительно горячей, пусть у вас не остается никаких сомнений в этом. Обжигающе горячей. Жестокое солнце палило, белый коралловый песок беспощадно накалялся, а над жаркими волнами поднимался пар. От легкого ветерка не было никакого толку, он только приносил вонь гнилья и едкий запах горящих листьев, которые жгли где-то рядом. На улице ничего не двигалось, за исключением мух, облепивших мои ноги, промокшую рубашку и лицо. Я стал мечтать о Канаде. Вспомнил детство, те зимние дни, когда возвращался из снежных экспедиций с замерзшими руками. Мне лишь ловким движением локтя удавалось открыть кран и вернуть чувствительность пальцам под струей холодной воды. Однако ничего не помогало. Сила воображения не могла справиться с экваториальным солнцем. Я понял, что надо сделать выбор. Я мог или растаять и превратиться в лужицу – это была бы, несомненно, медленная и мучительная смерть, – или облегчить страдания, искупавшись в самом большом в мире домашнем бассейне, но рискуя при этом жизнью и конечностями. Я был уверен, что у рифа кружат стаи акул, которые только и ждут, когда нормальный обед из белого импортного мяса приплывет им в пасти.
И я выбрал купание. Смерть все равно наступит быстро, зато ей будет предшествовать приятный бонус в виде избавления от жары. Я разделся до шорт и подошел к кромке воды. Солнце палило нещадно, и я чувствовал, что спина превращается в один сплошной ожог. Тогда я надел футболку и решил, что лучше буду купаться в одежде.
У берега волны вымыли в песке три ступеньки, и на поверхности каждой из них бегали крабики. Вода нагрелась под солнцем и на мелководье была обжигающе горячей, а дальше от берега приятной, хоть и не освежающей. Волны накатывали на берег и оттягивали меня к краю рифа. Поддавшись течению, я заплыл дальше и словно оказался внутри радуги. На горизонте океан сиял глубокой синевой, а облака, похожие на ватные шарики, отражались в нем, отчего поверхность отливала серебром. Вокруг голубая вода была пронизана солнечным светом, как ясное утреннее небо. Ближе к берегу она становилась бирюзовой, а совсем у кромки спектр переходил в прозрачнейший бледнозеленый. Вдоль змеиных изгибов атолла высились кокосовые пальмы. Над лагуной проплывали облака с зеленой кромкой. Я понял, что это и есть настоящий синий, чистый зеленый, концентрированный желтый. Все цвета, которые я видел до сих пор, были лишь тусклыми, разбавленными оттенками.
У края рифа вода бешено пузырилась и завивалась воронкой. Волны казались огромными и нависали надо мной, а в их отвесных гранях отражались коралловые хребты и сияющие контуры рыб. Океан издавал взбудораженный рев, волны накатывали и набирали высоту, становясь непреодолимой силой, за которой следовал громоподобный взрыв и потоки брызг. В двадцати ярдах от стихии я чувствовал силу отлива, ощущал, как волны уносят меня к кромке рифа, за которой лежала бездна в милю глубиной. Я стоял по пояс в воде. Дальше было только мельче, поэтому я начал отталкиваться ногами и пятиться, встречая сопротивление, как будто мне в лицо дул сильный ветер.
Тут между гребнями поднимающихся волн я увидел старика, сидевшего в лодке. Это было маленькое каноэ длиной примерно в девять футов с одной перекладиной для равновесия. Поднимаясь на волнах, оно словно становилось частью неба. Выбрав волну, которая ему особенно нравится, старикан принимался грести изо всех сил и, поймав шестифутовую волну, катался на ней. Перед тем как та падала и разлеталась брызгами, он переставал грести, а потом с яростным упорством направлял лодку обратно в бушующий океан. Лодка скакала по волнам. Сзади тенью подкатила новая волна – высоченная гора воды. Она поднялась отвесной стеной, нависла и обрушилась. К берегу ринулась белая пена, а старикан, с голым торсом и напряженными мышцами, с пересушенной солнцем кожей, в дурацкой шапке, похожей на колпак волшебника, поплыл вперед и оседлал белый гребень, который снова обрел форму, превратился в волну и вынес его на берег.
Я последовал за ним, ступая против течения и седлая волну, где только возможно. Приблизившись к берегу из белого песка вперемешку с острыми обломками серых кораллов, я увидел, что старик разбирает дневной улов. На мелководье стояли дети, и он передавал им рыбу. Потом местный житель поднял свою лодку, уложил на плечо и исчез на узкой тропке, которая вела в кусты рядом с нашим домом.
