Дж. Троост - Брачные игры каннибалов
Мы вышли из самолета, и в лицо сразу ударила тепловая волна. Это было невероятно – чудо природы, обжигающая сила, лишившая нас способности шевелиться. Мы шагали, точнее, ползли, медленно тая и дыша, как маленькие собачки, – а по обе стороны взлетной полосы сотни людей в одежде самых ярких красок наблюдали за нами из-за проволочного забора, отделявшего два сараеподобных домика от остального острова (это были залы прилета и вылета международного аэропорта Бонрики). Забор, очевидно, стоял тут исключительно для красоты. Взлетную полосу снова оккупировали дети, затеявшие там игру в мячик. Мимо проехал на велосипеде мужчина без рубашки и скрылся в гуще кокосовых пальм. Собака увлеченно гналась за пятью визжащими поросятами. Вперед, песик!
На площадке перед аэропортом стояли еще два самолета. Видимо, это и был весь парк авиакомпании «Эйр Кирибати». Один напоминал больную стрекозу с тонким фюзеляжем (неужели из жести? – в ужасе подумал я) и разболтавшимися крыльями. Окна были сделаны из пленки, которая крепилась на заклепках. Это был даже не самолет, а какой-то стремный ярмарочный аттракцион. Может, у них и пилоты – клоуны? Второе летательное средство было еще более нелепым. Оно представляло собой сложную геометрическую форму, какой-то семиугольник с кривыми крыльями. Люди с голыми торсами, предположительно механики, сидели в тени перекошенных крыльев и задумчиво разглядывали самолет «Эйр Маршалл», на котором мы прилетели – турбовинтовой «Сааб 2000». Сейчас этот малютка выглядел огромным. Один из механиков показал на него пальцем, и я представил, как он думает: «А ведь я был прав – крылья должны стоять ровно». Я понял, что лишь одна ситуация может вынудить меня воспользоваться услугами авиакомпании «Эйр Кирибати». И подумал, нет ли случайно крэка на острове.
Мы с трепетом приблизились к будке иммиграционного контроля. Виз у нас не было. Дело в том, что у республики Кирибати нет дипломатических представительств за рубежом. Никаких тебе величественных зданий посольств, парка черных седанов, которым разрешают парковаться где угодно, тренированных специалистов по ведению переговоров, поднаторевших в использовании акронимов. Кирибати даже в ООН не состоит. Желающим обратиться за визой попросту некуда идти. Но существовали определенные правила, и мы строго им последовали. У нас были письма из полицейского управления округа Колумбия, подтверждающие, что в результате тщательной проверки ничего криминального на нас не нашлось. Письма от врачей, подтверждающие, что в результате множественных анализов у нас не нашлось заразных болезней. Поскольку я был достаточно хорошо осведомлен об эпидемиологической ситуации на Кирибати, то решил, что стране просто нужны здоровые тела-носители, чтобы в дальнейшем разнести капельку Кирибати по всему миру.
Мы протянули наши рекомендации и паспорта сотруднику иммиграционной службы и объяснили, что хотим жить в его родной стране. У сотрудника иммиграционной службы была татуировка на лбу. Он взглянул на наши бумаги и спросил, есть ли у нас обратные билеты. Нет, ответили мы.
– Хорошо, нет проблем, – сказал он.
Я был приятно удивлен. Не может быть, чтобы с иммиграционным контролем не возникло проблем! Служащий достал сигарету. Я дал ему прикурить. Я знал, что в подобных ситуациях нужно быть вежливым, и подумал было сделать ему комплимент по поводу татуировки, которая, правда, больше напоминала зеленую кляксу, плясавшую и морщившуюся каждый раз, когда он хмурил лоб. Но не успел я спросить, к какой банде он принадлежит, как рядом с нами возникла высокая и тонкая, как жердь, американка. Наш Куртц[21].
– Вы, наверное, Сильвия, – проговорила она, холодным, оценивающим взглядом смерив свою преемницу. – А вы ее муж.
Ах да. Забыл сказать. Мы с Сильвией спешно поженились по ряду формальных причин: во-первых, это было связано с получением медстраховки, и, во-вторых, мы не знали, как жители Кирибати воспримут то, что мы «просто вместе живем». Но в тот момент меня впервые назвали «мужем», и я вдруг ощутил себя более взрослым, зрелым, довольным жизнью и даже захотел детей. Я нежно похлопал Сильвию по плечу.
Кейт, которую Сильвии предстояло заменить, была худющей. Ей было лет пятьдесят, и на фотографии, которую мы видели в Вашингтоне, она выглядела намного моложе. Год, прожитый на Тараве, сильно ее состарил – скорее всего, из-за плохого питания. У нее были острые черты лица, как у хищной птицы. Потом Кейт призналась: год на Тараве идет за пять в любой другой точке мира. Свой отъезд она объясняла недвусмысленным «я больше так не могу».
Кейт повернулась к сотруднику службы иммиграции:
– У меня здесь справки из Министерства иностранных дел и Министерства здравоохранения. Сильвия – новый куратор Кирибати в Фонде народов Тихоокеанского региона. В связи с этим ей немедленно должны быть предоставлены виза и разрешение на жительство. Мы отослали эти справки в иммиграционное управление, но вы их, видимо, не получили. – Она смерила его убийственным взглядом.
– Хорошо, нет проблем, – повторил он.
– А я – муж Сильвии, – добавил я.
Сотрудник службы иммиграции проштамповал нам паспорта. Я, к своему удовольствию, увидел, что штам-пик маленький и скромный, в отличие от штампов большинства развивающихся стран, которые словно решили, что, раз уж им не суждено стать Великими Державами, можно хотя бы придумать себе Великий Штамп – разукрашенный всяческими орнаментами символ грандиозности, занимающий целую страницу в паспорте, а то и две. Обычно самые большие штампы бывают у стран совершенно незначительных, обуреваемых внутренними неурядицами и управляемых диктаторами. Маленькое чернильное пятно, которое поставил нам в паспорта сотрудник иммиграционной службы, словно говорило: да, мы – маленькая страна. Ну и что? Мы не питаем иллюзий по этому поводу.
Но у нас кое-какие иллюзии все еще оставались, и никто, особенно Кейт – ходячий сгусток желчи, – не смог бы лишить нас того, что мы желали увидеть. Мы проделали далекий путь, обрубив все корни, переехали на край света и ни за что на свете не готовы были признать свою ошибку. Сегодня наш стакан будет наполовину полон, решили мы. Взяв чемоданы, мы шагнули на землю настоящей Таравы, и нас тут же окружила мелюзга в ярких одеждах. Десятки детей, разинув рты, хихикали и что-то лепетали нам вслед, все время повторяя одно и то же слово: ай-матанг. Я спросил Кейт, что это значит.
– Пришелец из страны богов, – прошипела она голосом полковника Куртца.
Круто.
Вокруг нас на подстилках из пальмовых листьев сидели целые семьи. От обилия красок голова шла кругом. Наряды женщин представляли собой ослепительный калейдоскоп неразбавленных цветов, которыми были расцвечены их лавалавы – примитивные саронги с рисунком из оргазмических цветов и тающих закатов. Они носили их поверх кофточек без рукавов, цвет которых, казалось, специально был подобран так, чтобы абсолютно не сочетаться с расцветкой саронга. В таких нарядах все женщины выглядели особенно пышногрудыми. Мужчины же были накачанными и обветренными, с рельефными бицепсами и глубокими морщинами, татуировками и гнойными нарывами. Обитатели дальних островов ждали рейса на родную землю. Толстозадая тетка бойко торговала кокосами. Видимо, она и заменяет собой кафе в аэропорту, подумал я.
