Николай Максимов - Поиски счастья
Кутыкай промолчал, увидев бредущего к ним пастуха Рольтыргыргина.
— Есть слухи, что Гырголь часть себе забирает.
Кутыкай замахал на него: «Молчи!» Кеутегин смолк.
— Этти! — приветствовал их Рольтыргыргин. За весь день они не встречались: стадо большое.
Ему ответили. Помолчали. И Кеутегин и Кутыкай явно нервничали: это видно по их взглядам, по неспокойным движениям: только было начался такой важный и совсем необычный разговор, и им помешали. А кто же станет говорить об этом при Рольтыргыргине? Кому не известно, что он все передает хозяину?
— Однако, совсем вечереет, — Кутыкай поглядел на запад. — Будем ловить упряжных оленей, как сказал Гырголь. Ты, Рольтыргыргин, иди за пятнистым и черным с подпалинами, мы с Кеутегином поймаем других.
Снимая с пояса аркан, Рольтыргыргин с недовольным лицом ушел. Он догадался, что пастухи знают о его доносах хозяину: «Разве они маленькие? За что Омрыквут дал мне весной теленка, если не дал им?»
— Есть слухи, что Гырголь много товаров берет на берегу, — продолжал Кеутегин. — Верно ли это?
— Не знаю… — робко отозвался Кутыкай и оглянулся на Рольтыргыргина. Но тот уже отошел далеко.
— А где Гырголь берет оленей? Вот уже восемь зим их пригоняют ему из других кочевий. Его стаду скоро не будет числа!
Кутыкай опять не ответил: страшно.
— Почему молчишь ты? Разве не с тобой вседа ездит Гырголь?
— Я работник при чужом стаде. Как стану говорить про хозяина?
Кутыкаю самому так хочется, так необходимо говорить об этом. Но страшно! А если узнает Гырголь? Что станет тогда с ним, с его семьей?
— Прежде ты был мне приятелем, — укоризненно заметил его сверстник. — Или Гырголь тебе лишнюю папушу табаку дал, что стал ты малоговорящим?
Щеки Кутыкая вспыхнули, взгляд стал жестким.
— Лучше бы отсох язык твой, чем мне слышать эти слова! Я, однако, курю, как видишь… — зло бросил он.
— Кутыкай! Тумга-тум! — Кеутегин взял его за плечи, заглянул в лицо.
Тот сразу обмяк, улыбнулся.
— Моя кровь — твоя, — продолжал Кеутегин.
Но Кутыкай вдруг заметил, что Рольтыргыргин издали наблюдал за ними.
— Идем, идем ловить упряжных! — сказал Кутыкай.
Пастухи пошли к стаду.
— Рольтыргыргин… Ты берегись его, — неожиданно заговорил Кутыкай. — У Гырголя тоже худое сердце. Плохие людишки! Потом все расскажу тебе.
— Хорошо, — согласился Кеутегин.
Он попросил друга взять у него припрятанные шкурки для обмена на табак и чай у американа.
Все время, пока ловили оленей, приятели обсуждали, как лучше Кутыкаю провезти шкурки, чтобы не узнал Гьгрголь.
* * *Гырголь совсем готов к отъезду. Пушнина упакована, осталось только погрузить на нарты, увязать, но это уже работа Кутыкая.
Сейчас Гырголь пойдет в шатер молодой жены, спросит, что привезти ей, поест, немного отдохнет, а с восходом луны и тронется. Путь не мал: одних стойбищ сколько надо объехать! Там повсюду для него припасена пушнина. Он заплатил за нее вперед. Если окажется мало двух нарт, он будет прихватывать их в стойбищах. Кто посмеет отказать ему? Еще нет в Амгуэмской тундре такого человека! Даже оленей — уж как не хочется чукчам отдавать ему живых оленей, а приходится, если для расчетов не хватает пушнины! На обратном пути от Джона-американа он вновь посетит все стойбища, проверит, отогнали ли ему оленей должники. Покрыли свой долг — так он опять им даст товаров, а нет — возьмет оленей силой! Но кто же станет ссориться с ним? Кто еще, кроме него, помогает оленеводам товарами? Разве есть у них другие «сильные товарами люди»? Конечно, можно бы и самим отвозить все на берег к купцам. Но где взять шкурки, когда Гырголь еще зимой заплатил за них? Всем, всем помогает Гырголь! Кто еще даст вперед товары без платы? Где найти такого человека? Только он может так поступать!
Все эти мысли веселили Гырголя. Сидя в яранге, он с жадностью ел жирное оленье мясо, поглядывая на свою молодую жену. Она не знала, что у Гырголя почти всюду есть товарищи по женам. Не знала потому, что еще никто из невтумов не являлся в их стойбище, не предъявлял своих прав. Впрочем. Гырголь и не собирался отдавать ее товарищам по жене: ведь у него была еще Кайпэ… Да и есть ли время этим беднякам разъезжать по тундре, когда нужно беречь стадо, добывать ему, Гырголю, пушнину? Гырголь облизывал жирные пальцы.
…Над тундрой всходила луна.
Все стойбище вышло провожать Гырголя и Кутыкая. Среди женщин — Кайпэ. Но муж не подошел к ней, ничего не сказал.
Быстрые олени понеслись по твердому насту, нарты таяли во тьме, оставляя за собой две блестящие полоски на снегу.
Этой же ночью достигли соседнего стойбища.
Молодой оленевод, лишь недавно, после смерти отца, вступивший во владение стадом, приветливо встретил Гырголя:
— Гырголь! Здравствуй, Гырголь!
— Это ты, Апчок? — вместо ответа на поклон произнес сосед.
Кутыкай с нартами остался вдали, чтобы собаки не испугали оленей. Апчок заметил их.
— Ты на оленях? Э-гей! — крикнул он громко, чтобы кто-нибудь услышал его. — Заходи, Гырголь, в ярангу.
Гость достал трубку, набил ее, закурил, потом предложил кисет Апчоку. К ним быстро подходил какой-то чукча. Апчок велел ему отогнать оленей Гырголя в стадо, привезти нарту в стойбище. Пастух ушел.
Поели, попили чаю, закурили.
— Еду к приятелю американу за товарами, — начал деловой разговор Гырголь. — Потом привезу тебе.
— Очень люди страдают без товаров. Нет ли сейчас у тебя немного?
— Прежде был в состоянии, теперь не могу. А много ли приготовил «хвостов»?
Молодой оленевод пространно начал рассказывать о плохом промысле. Мало добыли песцов. Пастухи заленились.
— Многословен ты, — резко перебил его Гырголь. — Говоришь, как бедняк. Разве не ты хозяин этого стойбища?
Апчок назвал цифру. Приятель американа сделал вид, что разгневан, хотя в душе был рад, что стадо его Увеличится.
— Я отказываю тебе в товарах: слишком много и без того ты должен.
Апчок заерзал на кожаном полу спального помещения.
— Какомэй! Как станем жить? Где возьмем, Гырголь?
Гырголь молчал, прикидывая, сколько запросить оленей.
— Неправильно ты поступаешь. Видно, сразу помногу даешь пастухам товаров. Заленились они, мало поймали. Давай им понемногу. Пусть чаще ходят, чаще просят.
Апчок ободрился.
— Умную ты имеешь голову, — заискивающе сказал он.
Долго молчали. Апчок заглядывал своему благодетелю в глаза, не смея первым заговорить, нарушить мысли богатого соседа. Гырголь курил, не предлагая Апчоку.
— Мне, однако, жаль тебя, — милостиво наконец заговорил он.
