Американский альбом - Селим Исаакович Ялкут
– На Собор Парижской Богоматери. – Без запинки отбарабанила Ира. В американцах живет миссионерское желание просветительства. Они любят получать правильные ответы, потому не задают трудных вопросов. Главное, чтобы слушали внимательно, не перебивали, не вытягивали навстречу шею, как индюшка перед Днем Благодарения. И так дойдет, пусть даже не сразу, и все будет хорошо, и приятно. Потому фотограф отошел, довольный.
Как пел Владимир Высоцкий, она была в Париже. Ира была. Я не был, потому не знал, что здешний собор – копия парижского. Остается набраться скромности и помалкивать. Тоже непросто, но так лучше. Зато можно не креститься, здешнее благочестие этого не требует. Здесь по-простому. Женщинам разрешено являться с непокрытой головой, чтобы не повредить прическу. Видно, решили, так лучше. И вообще… Если женщинам в брюках можно, почему мужчинам в юбках и в туфлях на высоких каблуках нельзя? Не обязательно шотландцам. И другие хотят, и желание такое крепнет. Мир идет вперед, вера – залог прогресса, чем вернее вера, тем прогрессивнее прогресс. С английской епископальной церковью именно так и случилось. Папа Римский не разрешил развод Генриху VIII. У того было шесть жен, не гаремом, как у магометан, а по очереди… и тут Папа. Да, кто он вообще такой? Так родилась новая церковь, от страстной любви, буквально. А будь Генрих неразборчивее по женской части, могла бы и не родиться. Но случайность – непостижимая часть Божьего промысла. Папа (фигурально выражаясь) утерся сутаной, а камни из Кентерберийского собора лежат в алтаре Вашингтонского. Любовь возвышенная и любовь земная объединены здесь, как нигде.
Теперь, как говорят экскурсоводы, пройдем внутрь. Там особость Собора хорошо чувствуется. Впечатляет огромность и значительность пространства. Ребристые конструкции напоминают корабль, не нынешний – пузатый, как арбуз, прогулочный лайнер, а где-то из времен Ноя. Атмосфера под каменными ребрами не совсем земная. Воздух шелестит, ласкает, будто ангельскими крыльями. Они здесь повсюду, как японские туристы. Что-то постоянно наплывает из мрака. Сумерки растворяют предметы, витражи процеживают свет, как разноцветную, похожую на ликер, микстуру. Начинаешь соответствовать моменту. В других местах об этом особо не задумываешься. Электричество нас избаловало. Рассчитался за свет в конце месяца и ходишь довольный. А здесь? Кому платить? Когда, где и чем? За свет солнца и луны. Далеких звезд, окольцованных незримыми планетами. Бог знает, где… Гарантий, конечно, нет, но впечатление обнадеживает – места наверху хватит с избытком. И пожелания всех юбилеев непременно сбудутся, даже если пить на них одну воду, или наоборот – набраться до беспамятства. Примут всех. Кашель доносится откуда-то сбоку, деликатный, без надрыва, подсказывает, формирует благостное настроение. Акустика хорошая, если хочешь глубоко вдохнуть – здесь самое место, полезнее швейцарского санатория. Вся инфекция осталась снаружи. Молоко священной коровы не нуждается в кипячении. А здесь ее доят непрерывно.
Казалось бы, нелепые мысли, но они к месту. Любая, на выбор, раз пришла в голову (а куда же еще?), значит, так и нужно.
Любое соображение, с чего бы не началось, постепенно обретает масштаб. Хочется рассуждать, разогреваясь на ходу, о благе, о любви к ближнему… В других местах над этим думаешь меньше. Или не думаешь совсем.
Себя немного жаль. Голоса шумят, спорят, подсказывают… вся она здесь – свобода выбора, налево или направо, и куда потом… Так здесь устроено, взболтать дремлющее сознание, перевернуть, подержать в перевернутом виде. Поглядеть на лопающиеся пузырьки. Прислушаться. Чей это голос? Ваш? Или нет? И тот ваш, и этот? Говорите, так не бывает? Это вы зря. Еще как бывает…
Интересное занятие, путешествовать в полумраке, да еще с плохим зрением (это я про себя). Бредешь наощупь, или почти наощупь, держась за стену. Тут ступенька, там ступенька. Впереди что-то блестит. И тишина поддавливает, особенная тишина подземелья. Даже с намеком для самых впечатлительных. Поглощает и окутывает. Притягивает и не отпускает. А ты кто такой? Конечно, сомнений не возникает. Мы пока здесь, среди современников. И собор современный, хоть кое-кто в стенах уже расположился. С персональными надписями и датами. Не так, как в родственном парижском соборе, где обладатели безымянных костей и черепов послушно ждут Страшного Суда. Парижане ждут, все ждут, цыганский барон ждет с лазерным телевизором в гробу. Лежит, щелкает переключателем и ждет, когда пригласят. Скучно ему. Вроде бы, мысли нет, только невнятное ощущение. Но для того и собор, чтобы придать этому ощущению правильный ход и определенность.
– Осторожно. Здесь ступенька. – Говорит Ира. – Еще одна… Как ты себя чувствуешь?
А как можно себя здесь чувствовать? Хорошо, наверно. Вокруг мрамор. Облицовка. Отсюда и холодок. Наверху тяжелый летний жар, а здесь прохлада. Пустые коридоры с бесплотными тенями, по одной и где-то вдалеке. Если есть настроение (а оно появляется), можно что-нибудь вообразить из Вечной жизни, хоть напрягаться не хочется, вокруг строго, благочинно и не располагает к фантазии. В любом случае хочется быть на светлой стороне, ухватиться и продержаться. Думаю я, осторожно перебирая ногами.
Разное может придти в голову, если думаешь не только о земном. Капелла (одна из трех) на манер античных цирков, спускаешься по ступеням амфитеатра к центру. За ним алтарь. Святой Отец посреди. Аккуратный, с глухим воротником. Беседует с пилигримами. Верблюды щиплют травку неподалеку, но отсюда не видно. Слабовидящему, вообще, кажется больше, чем есть на самом деле. Можно, конечно, сказать, сделано со вкусом. Даже если не очень уместно именно здесь, но общее впечатление таково. Торжественно. Богато (для Господа не жаль). Чего не хватает – истории, она (матушка) не успела пока состояться. Время реликвий еще не наступило. Рановато. Хочется вернуться сюда лет через триста. Поглядеть, что прибавилось. Что нового в теологии? Обменяться мнениями с умными людьми. Что есть истина? И куда с ней? Должно за это время проясниться. Зато сейчас много знамен. Целый коридор знамен, с обеих сторон. Каждый штат со своим знаменем. Проходишь, расправив плечи. Труби горнист. Бей барабан… Собирайтесь, сходитесь вольные каменщики… Надевайте кожаные фартуки… Берите в руки циркуль и мастерок. Готовьте раствор. Кладите стены. Крепите грядущее…
Неуместно признаваться именно здесь, но православные мне привычнее и ближе. В рясах до земли. Лица более земляные, корневые. Бородатые, но не курят. Жаль. Господь бы простил. Не нужно думать, что я иронизирую. Идите сюда, а я на вас погляжу. Если вы не поглощены изначально и недостаточно сосредоточены, чтобы открыть душу Господу, тогда ирония безусловно лучше безблагодатного любопытства. Непонятно, что и когда может
