Засекреченный полюс - Виталий Георгиевич Волович
Мы притулились с ним за столиком и принялись за работу. Список получился длиннющий. Чего там только не было - и медикаменты, и инструментарий, и перевязочные материалы, и всякие там грелки, клизмы. Список завершал большой хирургический набор (а вдруг придется делать операцию?). Буравик обещал, что "кровь из носа", но через три дня все будет получено и доставлено в МАГОН (Московская авиагруппа особого назначения. - В. В).
Мы бы, наверно, просидели еще не один час, уточняя и утрясая список, но нашу кипучую деятельность прервал телефонный звонок.
- Доктор, - раздался в телефонной трубке бойкий голос Ольхиной, - быстренько к Кузнецову на совещание.
Кабинет начальника Главсевморпути генерал-лейтенанта авиации А. А. Кузнецова был полон народу. Здесь собрались все главные участники предстоящей операции - летчики, штурманы, руководители отделов ГУСМП. Лица большинства присутствующих мне были хорошо знакомы по прошлым экспедициям.
- Все прибыли? - спросил Кузнецов.
- Так точно, - отрапортовал Водопьянов.
- Тогда начнем совещание. Ваша задача обеспечить Сомова на зимний период дрейфа всем необходимым: продовольствием, газом, бензином, научным оборудованием. Кроме того, вы произведете замену части личного состава станции и семь человек вывезете на материк. Вместо них доставите двух новых зимовщиков - врача Воловича и геофизика Миляева.
В операции участвует отряд из трех машин: Си-47 - командир Б. С. Осипов, Ли-2 - командир М. А. Титлов и Пе-8 - командир В. Н. Задков.
Общее руководство операцией возлагаю на М. В. Водопьянова. Вылет из Москвы Осипова и Титлова назначаю на 13 октября. Задков пойдет позже и догонит вас на Шмидте. Хочу еще раз всем напомнить о чрезвычайной секретности операции. Если вопросов нет - все свободны.
Мы гуськом покинули начальственный кабинет. Времени оставалось в обрез, но трудности состояли в том, что станция была "ужасно засекреченной" и о ее существовании знал лишь ограниченный круг лиц даже в самом Главсевморпути. Нашим эмиссарам то и дело приходилось выслушивать недоуменные вопросы: а зачем? а кому? а куда? На которые приходилось отвечать лишь пожатием плеча да ссылками на повеление начальства.
Наконец под вечер 12 октября автобус и грузовик, загруженные "под завязку", прибыли в Захарково. Первым делом я помчался в первый отдел (так именовался секретный отдел во многих учреждениях) узнать, как обстоят дела с моими кольтами.
- Привет, доктор, - сказал начальник отдела, сухощавый, с бесцветным лицом и зализанными назад редкими темными волосами, одетый в принятую для сотрудников спецчасти в полувоенную форму. - Твой груз уже третий день как доставили.
Он поставил на тумбочку аккуратно сбитый зеленый ящик, вооружился отверткой и ловким движением сорвал пломбы.
- Любуйся своим хозяйством, - сказал он, освобождая от промасленной бумаги лежавший сверху пистолет.
Я так и ахнул: Вместо предмета моих романтических грез, сверкающего вороненой сталью и отливающего чернью барабана револьвера, в руках у начальника спецотдела оказался пистолет, похожий на обыкновенный армейский ТТ. Не заметив моего разочарования, начальник тщательно обтер пистолет ветошью и, примерив по руке, уважительно сказал:
- Хорошая машина. С такой не только на медведя, на мамонта можно ходить. А вот в этой "цинке" - две сотни патронов. Вот только с кобурами промашка вышла. Не подвезли. Но ты не беспокойся. Я по нашей линии уже дал команду в Тикси. Там пошьют кобуры. Ну, до завтра, - добавил он. - Все это хозяйство загрузим на борт Титлову. И вдруг, вот чего я не ожидал, он подошел ко мне, обнял и сказал: - Желаю удачи, доктор. Чтобы льдина не лопалась и больных было поменьше.
Теперь оставалось только получить полярные шмотки. Я отправился на вещевой склад, и скоро облезший брезентовый мешок заполнился пахнувшим нафталином обмундированием. И чего там только не было: начиная с шерстяных носков, свитера, перчаток, длиннющего шарфа, костюма спецпошива из толстого черного сукна, мехового жилета, шапки из пыжика, унтят и унтов из черного собачьего меха, кожаных сапог на меху и меховых брюк и кончая тяжелым спальным мешком с пуховым вкладышем и огромными рукавицами-грелками.
Я сменил модные полуботинки на меховые сапоги, нахлобучил пыжиковую шапку, набросил на плечи меховой реглан цвета разведенного какао, называвшийся почему-то "француженкой", и поволок полученное добро в "красный уголок". Устроившись в кресле, я извлек из кармана после долгих поисков трубку. Набил ее пахнувшим медом табаком "Золотое руно"{5} и закурил. Синие кольца дыма поплыли к потолку. До отлета оставалось еще часов десять, так что надо было набраться терпения, которое, по словам великого Нансена, является "величайшей добродетелью полярника". Устроившись на диване, я накрылся "француженкой" и задремал.
Ночью я несколько раз подбегал к окну: как там погода. Ведь понедельник, да еще тринадцатое число, по мнению многих летчиков, не самый удачный день для вылета. Но в Арктике, видимо, жили по другим законам, и мы, невзирая на столь неблагоприятное сочетание, покинули без помех московский аэродром, а через шесть часов благополучно приземлились в Архангельске на Кег-острове. Переночевав, самолеты взяли курс на восток: Амдерма, Косистый, Хатанга, Тикси. Здесь мы задержались на двое суток: надо было получить продовольствие. Вскоре грузовые кабины заполнили десятки оленьих туш, банки с пельменями, изготовленными руками жен тиксинских старожилов. Перед самым отлетом на собачьей упряжке подкатил укутанный до бровей красный молодец и обрадовал нас несколькими мешками свежего картофеля, тщательно укутанными в старые ватные одеяла, и ящиком репчатого лука.
Местный "особист" вручил мне пакет с одиннадцатью брезентовыми кобурами, одну из которых я мигом приобщил к делу, запихнув в нее кольт и привесив к поясу. Еще одна посадка в Певеке, беспокойная ночь, проведенная в борьбе с голодными клопами. Последний перелет, и вот самолетные лыжи уже скользят по обледенелому полю аэродрома на мысе Шмидта. Здесь царит настоящая зима. Одноэтажные домики поселка до самых крыш заметены снегом. По широким улицам гуляет поземка. Двадцатиградусный мороз с непривычки безжалостно кусает щеки и нос, заставляя кутаться в шарф. Чувствуется приближение полярной ночи, уже окутавшей поселок серыми сумерками.
Разместившись в скромном домике аэродромной гостиницы, все, наскоро пообедав, собрались на командном пункте аэродрома.
- Работать будем по следующему плану, - сказал Водопьянов. - Первыми к Сомову Осипов с Титловым. С ними полечу я, Алексей Федорович (Трешников. - В. В.) и Миляев. Обратным рейсом захватим зимовщиков, завершивших работы на станции. Доктор остается на Шмидте и проследит за сохранностью грузов. Завтра вторым рейсом отправим его тоже на льдину. Как только
