Исидор Кацнельсон - По неизведанным землям Эфиопии

Булатович в Россию не уехал.

В конце июля 1896 года генерал-лейтенант А. П. Проценко, ведавший Азиатской частью Главного штаба, направляет своему начальнику записку, в которой, между прочим, говорится, что «корнет Булатович ходатайствует об отпуске, которым он предполагает воспользоваться для более обстоятельного знакомства с Абиссинией, по уходе из этой страны отряда Красного Креста» и о дозволении совершить путешествие в малоисследованные, а то и вовсе не изученные районы Западной Эфиопии. Он хотел проникнуть и в Каффу, которая доживала последние месяцы свободного существования. Комментируя эту просьбу Булатовича, А. П. Проценко отмечал: «Корнет Булатович энергично работает не только в интересах Красного Креста, но и в смысле ознакомления как с историей страны, так и с ее современным состоянием. Достаточное знакомство с абиссинским языком… несомненно окажет ему большую услугу при выполнении намеченной им цели. Таким образом, имеются все данные предполагать, что сведения, которые будут доставлены этим офицером, могут послужить не только достаточно надежным материалом для выяснения современного состояния страны, но могут оказаться небесполезными и при наших дальнейших сношениях с Абиссинией».

Началось хождение записки по инстанциям. Наконец, 7 сентября прошение было удовлетворено.

28 октября 1896 года Булатовича принял негус. Булатович просил Менелика, чтобы тот отменил свое запрещение преступать границы его владений. Негус считал, что путешествие в западные области Эфиопии грозит русскому офицеру неминуемой гибелью. До самого последнего времени населявшие эти земли галласские племена были независимы и постоянно враждовали с амхарцами. Теперь галласы покорены, но путешествие по новым землям небезопасно. Однако императору было известно, что в его стране рассказывали легенды о смелости и выносливости русского офицера. И он дал свое согласие на ото путешествие, но о Каффе, лежащей за границами его владений, не могло быть и речи.

Прощаясь, император пожелал русскому офицеру счастливого пути и вручил ему два письма — к дадьязмачам Демесье и Тасаме, через чьи владения Булатович должен был проезжать.

На следующий день небольшой отряд выехал из Аддис-Абебы по дороге, ведущей на запад. Поначалу продвигались медленно — приходилось часто останавливаться и поправлять вьюки на мулах.

С первого же дня Булатович ведет дневник. Он скрупулезно записывает все, что ему удается узнать. Его интересуют язык и одежда, обычаи, государственное устройство Эфиопии и ее географические особенности. Добытые сведения потом войдут в его книгу и составят первое в России подробное описание этой страны, которое и сегодня вызывает не малый интерес историков, географов, этнографов.

Во время путешествия Булатович не раз останавливался на ночлег в домах знатных амхарцев. Он описывает характер амхарца, сложный и противоречивый, как природа страны, где скалы и пропасти сменяются безбрежными равнинами, голая мертвая пустыня — непроходимыми тропическими лесами. Может быть, амхарец похож на француза — он восприимчив и талантлив? Да, но по своей практичности, по своим государственным спо собностям — он, несомненно, англичанин, по гордости — испанец, по любви к своей вере и мягкости характера и терпимости — русский. И ко всему этому амхарец очень храбр, хитер и подозрителен.

…В доме, окруженном высоким забором, царил полумрак, весело потрескивал огонь очага, а из глиняных сосудов, стоявших на огне, разносились острые запахи. Хозяин по случаю приезда гостя надел белую шамму-большой четырехугольный кусок бумажной матери. У себя дома каждый амхарец считает себя таким же полноправным властелином, как император в империи. Поэтому шамму хозяин надел так, как его делает негус Менелик — на манер римской тоги, оба ее конца закинуты за плечи и окутывают все тело. Но в присутствии высшего лица шамму носят иначе один ее конец юбочкой опоясывает тело, а другой живописно закидывается за плечи.

Голова амхарца была повязана кисеей, это дань моде так покрывает голову император. Под повязкой волосы хозяина заплетены в косу. Булатович уже знал, что коса у амхарца — это знак храбрости. Ее может носить только тот, кто убил слона, льва или человека.

Хозяин держал множество слуг и с гордостью перечислял гостю, кто из них чем занимается одни ведают приемами гостей, другие управляют домом и имением, секретарь ведет переписку. В доме соблюдали самый строгий этикет, и Булатович, наблюдая эту церемонность, заученность слов и движений, снова вспомнил императорский двор.

Жена амхарца оказалась молодой, красивой и очень кокетливой женщиной. Хозяин сообщил, что он — ее третий муж. Впервые она была выдана замуж двенадцати лет. Амхарцы относятся к формальностям брака очень просто. Жениху и невесте достаточно при двух свидетелях объявить, что они желают вступить в брак, и брак считается заключенным. Развестись в Эфиопии так же легко при двух свидетелях муж отпускает жену и отдает ей половины имущества, если, конечно, он не подозревает жену в неверности. Но, уличив жену в измене, муж имеет право безнаказанно убить и жену и ее любовника. Лишь после многих лет мирного сожительства супруги решаются вступить в церковный брак, который нерасторжим.

Свобода амхарки низшего сословия не ограничена. Булатович не раз наблюдал в Аддис-Абебе, как они запросто ходят по городу, на базаре собираются в шумные кучки и обмениваются нехитрыми новостями.

Хозяйка же дома принадлежала к высшему сословию и за это расплачивалась свободой. При «дворе» мужа ее стерегли евнухи, а во время поездок в город сопровождал конвой, обступая ее таким тесным кольцом, что сквозь него не проникал ни один посторонний взгляд.

В доме — двое маленьких детей хозяина, двоих постарше он уже отправил ко двору императора. Там они стали пажами. Их учат чтению, письму, богословию, военным упражнениям, игре в шахматы, а старший очень искуснo играет на батане — на той самой лире, на которой так вдохновенно играл, по преданию, царь Давид. Если мальчики отличатся при дворе, то через несколько лет дюлучат назначения на государственные должности. А если не проявят своих способностей, то будут заниматься тем, на что хватит ума. Дворян как сословия в Эфиопии нет. Более того, дворянство немыслимо здесь. Уже во втором поколении невозможно отличить ребенка дворянина от всех прочих. Амхарец не понимает, как можно уважать человека за то, что его отец был богат и знатен. Конечно, амхарцы ценят богатство и личные заслуги, но до тех пор, пока они есть. Если же богач разорился, а придворный подвергся опале, то всякое почтение к ним исчезает и самый последний солдат будет говорить бывшему царедворцу «ты».