Григорий Федосеев - В тисках Джугдыра
– Не получилось бы хуже. Места мне незнакомые. Как бы совсем не затеряться. Не лучше ли вернуться на вчерашнюю стоянку и догнать своих, – перебил я его.
– Что ты, оборони бог! Тот путь даже зрячему в первый раз не пройти, пропасть можно.
– Но ведь наши пошли?
– Лиханов два-три раза ходил там, хорошо проведет, а мы пойдем тут. Не бойся, человек в нужде море переплывет, – ответил он, расстегивая дошку и грея у огня костлявую грудь.
В его хриплом голосе прозвучала такая уверенность в успехе, что и мои сомнения рассеялись.
Мы молча пьем чай. С реки льется прохлада. Даль прикрыта тьмой. Нет-нет, да и блеснет зарница.
– Уже утро, слышишь, дыргивки [57] летят, – сказал он, не отрываясь от чашки и прислушиваясь к шелесту крыльев пролетавшей стайки птиц. – Сегодня обязательно хороший день будет, река внизу шумит, надо торопиться.
– Сейчас допью чай и пойду за оленями, а ты маленько усни.
– Сон убежал от меня, как олень от выжженных мест. Пока ты ходишь, надо бы вьюки наладить, да видишь, как случилось: руки здоровые, а работу найти не могут, ноги есть, а куда итти, не знаю. Худо слепому, кругом худо.
Он разогнул спину, помял икры, подсунул на ощупь в огонь головешки. Его побелевшие, без зрачков, безжизненные глаза бесцельно смотрели в пространство. Костра он уже не видел…
Алел восток. В безоблачном небе одна за другой гасли звезды. Ветерок чистый, прохладный тянулся в просвете леса и, шевеля чащу, будил в ней пернатых музыкантов. С гор веяло спокойствием и глубоким миром.
Непривычному человеку трудно в тайге разыскать оленей. Не любят они кормиться на одном месте. Даже сплошные заросли ягеля не могут «спутать» ноги этим животным. Разбредутся олени по полянам, по чаще, и не так просто собрать их.
Более двух часов я потратил на поиски оленей и все же одного не нашел.
– Эко беда! – досадовал старик. – Олень без следа не ходит, как не нашел? – И, поднявшись, он нетвердыми шагами подошел к животным.
Олени были связаны друг с другом. Старик поочередно ощупал у каждого рога, спину, уши и в раздумье почесал за ухом.
– Самого старого нет, – сказал он грустно. – Много лет этот орон ходил со мною по тайге, а теперь, видать, не хочет – кому нужен слепой Улукиткан?
Старик перевязал всех оленей по-своему в том порядке, как они шли вчера.
– Помни: нужно за сильного привязывать слабого, за слабого – опять сильного, и так всех, тогда хорошо ходи, – пояснил он.
Затем Улукиткан положил седла на оленей и сказал, чтобы я запомнил, какое из них на каком олене лежит. Помог вьючить. Все это он делал на ощупь, но быстро. Руки его не утратили прежней ловкости. Только глаза теперь не следили за работой, они с печальным безразличием смотрели в пространство.
– Огнище не забудь залить водой, как бы пал не пошел.
Через час караван был готов тронуться в далекий, не известный мне путь. Улукиткан снял колокольчик с своего седового оленя и надел его на мать Майки, идущую последней в связке.
– Так буду слышать, все ли олени идут сзади, не потерялся ли какой.
С сутулых хребтов на тайгу сползал тяжелым маревом туман. А за ним томилось в огненном накале солнце. В долине тишина.
Старик подал мне свою закоченевшую руку. Откинув назад Голову, от смотрел невидящим взглядом в небо. Солнечные лучи текли в его открытые глаза. Весенний ветерок ласково взмахивал над нами невидимыми крыльями, как бы пытаясь согнать с лица слепого безысходную скорбь.
– Покажи, где сейчас живет солнце? – спросил, наконец, он, но сейчас же поправился – Однако, мне пора забывать его, зачем беззубому думать о костях?
Я поднял его руку в сторону солнца, старик забеспокоился.
– Промешкали, ишь куда убежало! Я думаю, вершина Чайдаха там будет? – и он отбросил руку в противоположную сторону.
– Да, там, – подтвердил я.
Старик навалился грудью на посох, нахмурился. Он вспоминал местность, по которой лежал наш путь, и, вероятно, думал, как ему, слепому, направлять зрячего по нужному пути.
– Ты переведешь аргиш через Чайдах на другой берег и потянешь след вверх по реке. Впереди будут ключи, хорошо смотри, не торопись, на устье одного из них увидишь лиственницу с гнездом рыбака [58], там и сворачивать будем к перевалу. Ладно понял?
– Как не понять, все ясно.
– Теперь перевяжи мне платком глаза, в темноте они не нужны, а ветка ударит – лишняя боль.
Никогда мне не забыть этих первых шагов со слепым проводником. Я не представлял пути, не верил, что слепой проводник сможет вести караван в нужном направлении, не хотелось думать о завтрашнем дне. Судьба свела меня в неравный поединок с беспощадной природой. Предстояла затяжная и сложная борьба за жизнь. Я мог рассчитывать только на свои силы и опыт. Хватит ли их у меня, чтобы найти проход через Джугдырский перевал, пробиться сквозь незнакомую тайгу? Спасу ли я слепого проводника? Теперь я со всей глубиной почувствовал свою привязанность к Улукиткану, и тем тяжелее мне было сознавать его безутешное горе.
V. Незрячий зрячего ведет. – Крик старого ворона. – По тайге в тумане. – Исчезновение проводника. – Радость встречи с Королевым.
Наш караван представлял довольно странное зрелище: я шел впереди, ведя в поводу крупного седового быка, на котором комочком сидел слепой старик с берданой за плечами, с посохом в руке и с завязанными глазами. А следом за ним тянулись гуськом завьюченные олени. Унылый звон колокольчика сопровождал наше шествие.
Перебрели Чайдах. На противоположном берегу нас встретил молчаливый сумрак старой лиственничной тайги. Чувство тревоги и волнения охватило меня, как только я вошел с караваном под свод гигантских деревьев. Идем напрямик, как звери. Живая и отмершая растительность мешает двигаться вперед. Под ногами бурелом, трухлявые пни, сучковатый валежник, прикрытый мягким зеленым мхом. Стланиковые крепи неохотно выпускают нас из своих цепких объятий. Эти препятствия обычны. Без них невозможно представить путешествие по тайге, но сейчас, кажется, и валежник, и пни, и чаща враждебно восстали против нас. Мое внимание теперь не привлекают рябчики, бурундуки, белки, слух не замечает пения птиц и весенней суеты. Какое-то безразличие к окружающему владеет мною. Все внимание сосредоточено на одном настойчивом желании двигаться вперед.
Через час лес поредел. Расступилась чаща. В широкие просветы заглянуло солнце. Идем на запад. Справа шумит река. День на редкость мягкий, теплый, итти становится легче. Наконец совсем посветлело, и я увидел впереди бугристую марь. А за ней полукругом раздвинулись плосковерхие горы, прикрытые черной шубой отогретых лесов.
