Андрей Бильжо - Заметки авиапассажира. 37 рейсов с комментариями и рисунками автора
Меня всегда ставит в тупик вопрос, который мне задают из пограничного окошка: “С какой целью летите?” Я никак не могу понять, с какой целью этот вопрос мне задают. Если представить себе искреннего и честного человека, что возможно, но довольно сложно, и представить себе, что он честно отвечает на поставленный вопрос, то могут получиться следующие варианты ответов. Первый: “Вы знаете, девушка, я очень люблю Францию (ну например). Ее культуру, вино, сыры. Еще я хочу встретиться там с мадам К. Между нами уже кое-что было. Ну вы понимаете… В общем, может быть, мы поженимся. Если честно, это цель моей поездки”. Второй: “Мне очень надо встретиться с г-ном К. Мы должны наконец подписать с ним договор о поставке крупной партии унитазов (ну например). Г-н К. почему-то тянет с подписью. Вы понимаете, без унитазов никак нельзя. Это основная цель моей поездки”. Третий: “Понимаете, девушка, я по профессии простой киллер. Мне заказали убрать г-на К, потому что он не отдает долга моему заказчику. И вообще, он, этот К., очень плохой человек. Ну вы понимаете? К. – цель моей поездки…”
Меня так и подмывает иногда использовать один из этих вариантов. Но я молчу. Ответ мне всегда подсказывает сама девушка в окошке. “Туризм?” – спрашивает она. И я утвердительно киваю.
Как-то я прилетел из одной страны, а через восемь ночных часов уже улетал в другую. Так получилось. Встречала и провожала меня одна и та же девушка в паспортном окошке. Увидев меня, она обалдела, а я – обрадовался. Вот она не задавала мне никаких вопросов. Возникло ощущение, что между нами что-то было. А между нами была действительно ночь.
Небольшой и не очень трезвой компанией мы возвращались из Праги. Мой друг Андрей Светиков купил резиновую маску Ленина. “А слабо пройти тебе в ней паспортный контроль?” – подначивал его я. Это, пожалуй, единственный раз, когда я видел улыбки на лицах девушек-пограничниц во всех окошках. Трудно поверить, но маску даже не попросили снять. Хохотали все. Когда я выходил из аэропорта, навстречу мне бежал запыхавшийся человек: “Не знаете, самолет из Женевы уже приземлился? Пассажиры прошли?” И я, находясь в контексте только что описанной ленинианы, не смог удержаться, что, конечно, очень некрасиво с моей стороны: “Я видел Ленина. Только что. Он уже прошел. Значит, самолет из Женевы приземлился, товарищ”. Каждый раз, каждый раз, когда я куда-нибудь улетаю и стою в очереди к окошку паспортного контроля, я начинаю дико волноваться. И, чтобы взять себя в руки, я начинаю представлять себе, как паспортный контроль проходила бы труппа улетающих на гастроли лилипутов. Вот интересно, их что, поднимают на руки, или подставляют табурет, или к ним выходит сама девушка-паспортистка из своего стеклянного терема? Я бы много отдал, чтобы увидеть эту сцену.
“И Родина щедро била меня березовым током, березовым током…” Ну конечно, никакого березового тока в природе не существует. Это чушь. Абсурд. Но надо попробовать включить свое абстрактное мышление, иначе легко угодить в психиатрическую больницу. Эта фраза пришла мне в голову, когда я проходил паспортный контроль в очереди второй час, уже прилетев на Родину. Недалеко от меня на своих золотых ногах стоял улыбчивый Николай Цискаридзе. Звезда отечественного балета, как мне кажется, сдерживал толпу от негодования. Если уж он спокоен и вместе с нами, то что уж роптать нам? Он-то спокоен и улыбчив, а вот Родина… Родина мрачна, напряжена и усердно ловит шпионов, тщательно проверяя паспорта у своих граждан, включая Николая Цискаридзе.
Почему такой строгий паспортный контроль только у нас, я понять не могу. Итальянцы, например, на вас вообще не смотрят, они разговаривают между собой. Как правило, о еде. Впрочем, как-то один итальянский пограничник разозлился, когда не очень новый русский человек, у которого он проверял паспорт, стоял перед его окошком и громко говорил по мобильному телефону. То есть практически повернувшись затылком к итальянцу. Тут итальянец дал итальянского темперамента, и у нашего “бычка” чуть не выпал телефончик и его большое “бычье сердце”, зажатое, как обычно, в левой подмышке. “Бычье сердце”, кто забыл, – это такая сумочка. Ее еще называли “пидораской”. Она была всегда набита деньгами и документами. Справедливости ради надо сказать, что как-то в том же окне в Италии я видел пограничника, который, проверяя документы, с не исчезающей с лица улыбкой говорил по своему cellulare (по-итальянски – мобильник). Я прислушался, речь шла, как я и писал выше, о еде. О том, что он будет есть сегодня в обед. О, это был большой список. К такому разговору нужно отнестись с должным уважением и пониманием.
А в арабских странах я видел, как проходят паспортный контроль женщины в парандже. Они поднимают шторку на доли секунды, причем так, чтобы сбоку увидеть лица было невозможно. Этот показ адресован исключительно пограничнику. И в этом смысле он, пограничник, видит у жен соотечественников то, что должен видеть только их муж. Он как гинеколог, в каком-то смысле.
В общем, паспортный контроль – это серьезное мероприятие. После его прохождения наступает облегчение. И не только у меня. Хотя бы судя по тому, с каким удовольствием большинство граждан вводит в себя различные алкогольные напитки. Причем с утра. Причем часто с раннего. И я в этом смысле совсем не исключение.
10 Город-герой Коньяк
* * *Беременных женщин, детей до восемнадцати лет и лиц, прошедших курс лечения от алкогольной зависимости, просьба на этом рейсе не лететь.
Ну вот, теперь я, как кандидат медицинских наук и в прошлом психиатр, с чистой медицинской совестью, не нарушая клятву Гиппократа, буду рассказывать про местечко под названием Коньяк. Все по порядку. Редакционное задание, которое мне дали, было сложным. Меня попросили не писать про Ла-Рошель, остров Ре, Сен-Мало, Нант, Тур, долину Луары с ее замками, про то, как варят варенье из помидоров и из них же делают ликер, про Мон-Сен-Мишель, про гектары садов, за которыми в замках ухаживают только два садовника. Не надо писать было про вина, про сыры, про устриц, про ржаные бретонские блины и сидр. Только про коньяк. “Пиши, Бильжо, про коньяк, тебе это ближе, в смысле – про выпивку”, – сказали мне в редакции.
Про Коньяк так про Коньяк. Это первый город в путешествии, отработал – и отдыхай.
В аэропорту “Шереметьево” я решил подготовиться к встрече с городом-героем Коньяком и в ожидании членов экспедиции выпил на родине сто граммов коньяка “Бастион” с лимоном и с бутербродом с красной икрой. Кстати, в Советском Союзе бутерброд с икрой в общепите называли “бусик” (бу. с ик.). “Мне сто грамм и бусик”, – так говорили в забегаловках.
Но я не буду отвлекаться от коньячной темы. Во всяком случае постараюсь. Итак, вкус коньяка “Бастион” я увозил с собой во Францию. Мне хотелось сравнить его с местным Hennessy и сказать: “А наш-то не хуже”. Но это только планы, в которые жизнь вносит свои коррективы… Подъехали остальные члены журналистской группы, спешившие в самолет. Ну, и за встречу – несколько раз виски, потом в самолете за полет не один раз (лететь до Бордо почти четыре часа), а потом за удачное приземление на французской земле, потом уже в автобусе за ночной пробег Бордо – Коньяк и за удачное размещение в гостинице. Это уже в номере у художника и моего друга Сергея Цигаля.
Пора спать. Утром нужно было все понять про коньяк и выполнить любой ценой задание редакции.
Утро в Коньяке было солнечным. Голова на плечах – тяжелой. Мысли путались. Собственно, вот они, мои путаные мысли.
Если бы у нас был город Водка, как все шутили бы на эту тему! А уж жителям Водки было бы каково? Даже окажись жители Водки абсолютными трезвенниками, что трудно себе представить, про них все равно говорили бы: “Иван Иваныч родился и умер в Водке. Так всю жизнь в Водке и прожил”. Как-то мрачно… А вот родился и умер в Коньяке – нормально. Звонко.
При въезде в этот город табличка “Коньяк” вот такая – Cognac, а при выезде она, эта табличка, перечеркнута красной полосой. Типа – “коньяк не пью”. Про какого-нибудь француза можно так сказать: “Все его детство прошло в Коньяке, потом он переехал в Шартрез, а умер в Шампани”.
На центральной пустынной улице стоят здания, на которых написано – Remi Martini, Camus, Hennessy. И мы нетвердой походкой пошли как раз в последний дом.
Всем понятно, что значит с похмелья вдыхать коньячные пары. Тем, кому непонятно, тот, я думаю, догадывается. Но вместе с этими парами я должен впитывать в себя еще и необходимую информацию о коньяке.
Кстати, мне запомнились два моих коньячных выпивания. Первое. Год 1973-й. Мы с Соловков приехали в Архангельск и оказались на квартире одного студента-медика, грузина. У него было несколько бутылок грузинского коньяка. Это тогда было очень круто. Он пожарил докторскую колбасу, крупно нарезал помидоры. Пили коньяк по полстакана. Было очень вкусно!
