#Диалоги - Владислава Юрьевна Бурносова

Бурносова Владислава

#Диалоги

Моей бабушке, которая так и не смирилась с тем,

что в мире существуют правила.

Моим родителям, которые любят своё творческое нечто.

Моим учителям и преподавателям, которые так много в меня вложили.

Моим друзьям, которые научили верить.

Моим коллегам, которые доказали, что в этом мире всё ещё есть человечность.

#Предисловие

Однажды ночью моя бабушка вместе с подружками (было им лет по 15–16) угнала…мотоцикл. Самый что ни на есть настоящий. Просто хозяин мотоцикла был человеком не самым приятным, а тут он непредусмотрительно оставил своего железного друга у ворот… Тащили девчонки ночью этот транспорт и хихикали. Спрятали в ближайших камышах, где и залегли, ожидая развязки событий. К слову, песок сохранил следы от колеса, по которым хозяин и нашёл транспорт. К тому моменту, когда он, страшно ругаясь, снимал прицепившуюся к сиденью крапиву, девчонок уже и след простыл.

Бабушка смеялась, рассказывая мне эту историю, а я думала о том, что жить нужно так, чтобы улыбаться в старости.

Однажды я вошла в учительскую. Была зима, и солнце, раскрасневшееся от мороза, медленно просыпалось. У окна стояла Алёна Юрьевна, моя коллега. Казалось, что то самое солнце поделилось лучами, чтобы выкрасить её волосы в огненно-рыжий. Свет она погасила.

— Смотри, какой рассвет, — Алёна отодвинула жалюзи, приглашая меня подойти.

Раннее утро. Я стою в пальто и шапке, со сползшим шарфом и торчащими из кармана варежками, и смотрю на рассвет. На столе разбосаны тетради, красная ручка норовит упасть на пол, лёжа на самом краешке.

Мне двадцать один. Мой первый год работы в школе. Потом я увижу много рассветов, но помнить буду лишь один, тот самый, а ещё — счастливую и почему-то трогательную улыбку Алёны, стоящей у окна.

Алёна уволится в скором времени. Её улыбка — останется.

Шла зимняя сессия. Было очень тяжело. Помню, как я написала в соцсетях, что единственное, о чём мечтаю — выйти в поле и закричать. Через 5 минут откликнулась подруга и предложила вместо поля огромное замёрзшее водохранилище. На следующий день мы встречали зимний рассвет в парке на берегу водоёма.

— Кричать будешь? — спросила она.

— Нет, — ответила я, не в силах отвести глаз от неба.

Я помню, как бежала с работы под дождём, а навстречу мне бежали мои ученики. С небо лился поток, а они, мокрые, счастливые, обнимали меня, потому что полчаса назад сдали переводные экзамены.

Как после эвакуации всей школы из-за угрозы минирования меня обнимала моя старшая коллега. Дети были уже дома, всё самое страшное — позади, и я чувствовала себя такой маленькой, но защищённой.

Как мы с коллегой звонили в колокола после Пасхи, а потом, не дыша, везли в лампадке Благодатный огонь. И боялись, что воск зальёт свечу до того, как мы доедем. Доехали. Коллега так и заснула, глядя на огонёк…

Все эти диалоги, люди, ситуации живут в моём сердце. Однажды их стало так много, что я поняла: им нужно нечто большее. Им нужно место, где каждый сможет прикоснуться, почувствовать, прочитать. Так и появилась эта книга. Здесь нет многого и многих, но есть, наверное, самое важное. Тепло. Доброта. И вера в чудо.

#Пролог

— Я здесь, господин.

Мужчина стоял, опустив голову. Очень давно он не был здесь, в мире, где есть время и пространство. Он не знал, сколько ему лет и как давно он совершенствует свой навык, сидя над бесконечным бумажным свитком. Но вот его призвали. Значит, время пришло.

— Скажи, сын мой, какой дар ты бы хотел получить?

Сидящий на троне знал ответ. Знал, потому что не раз наблюдал, как трудится этот человек, становясь мастером. Мужчина поднял голову и решительно сказал:

— Я хочу повелевать словом, господин.

— Что же ты сделал для того, чтобы я позволил тебе получить этот дар?

— Я писал. Сотни, а, может, и тысячи дней и ночей я писал, господин. Я оттачивал навык. Но каждую ночь написанное исчезало, что означало незрелость моего письма. Но вот уже десятки или сотни лет бумага хранит то, что написало моё перо. Я готов спуститься туда, где я нужен, господин.

— Ты ведь знаешь правила, одарённый? Ты можешь писать лишь правду. Только правду. И лишь те диалоги, те истории принадлежат твоему перу, которые люди сами расскажут. Ты можешь слушать. Ты можешь стать тем, чем пожелаешь: рекой во время ледохода, горой, на которой пасутся стада овец, деревом, которое спасает путников в жаркий полдень. Но всё, что ты услышишь, принадлежит тем душам. И лишь с их согласия ты можешь писать.

Мужчина кивнул.

— Господин, что будет, если я влюблюсь? Я слышал, люди влюбляются, что приносит немало бед.

Старец помолчал, а затем сказал:

— Я отправляю тебя на Землю. Береги свой дар. Ищи. Ищи диалоги, ищи слова. Слово — это величайший дар, сын мой. Не потеряй его.

За спиной писателя раскрылись два крыла. Еще мгновение он стоял напротив господина, но вскоре исчез, и лишь лёгкая золотистая пыль, витавшая в воздухе, напоминала о том, что здесь кто-то был.

А старец встал, осторожно ступая, спустился вниз, открыл тяжёлую книгу в золотом переплёте и напротив имени улетевшего вписал лишь одно слово: «Писатель». Собрался уходить, но передумал, открыл ещё одну книгу, нашёл там имя, внимательно на него посмотрел.

— Влюбишься, говоришь… Люби, писатель. Это самое величайшее чувство. Чувство, не знающее преград. Люби. Это мой тебе подарок.

И напротив ещё одного имени он, чуть помедлив, написал то же самое слово. Подождал, пока чернила впитаются в бумагу, и закрыл книгу, напоследок улыбнувшись.

#Диалог_1

Я стал писателем. Писателем, книг которого читают, чьи тексты разбивают на цитаты, бережно передают из рук в руки. Я наблюдал, слушал. Я искал диалоги. Порой на поиск одного диалога уходили годы, но я не жалел о потраченном времени. Повинуясь своему господину, я ничего не придумывал. Я лишь переносил на бумагу реальную жизнь. Девушку, которая стояла напротив меня, я встретил случайно. Она бежала куда-то, перепрыгивая лужи. Случайно зацепила меня сумкой, извинилась и поспешила дальше. Не знаю, зачем, но я стал наблюдать. Я наблюдал за ней издали уже давно: я охотился за диалогами. За фразами. Чувствами. Жестами. А она говорила. Она слушала. Чувствовала. Переживала.