Виктор Пронин - В исключительных обстоятельствах
И только он подумал об охотнике, как тут же и увидел его. Остановился в испуге, решив, что это ему привиделось, протер глаза, смахнув с лица слой мошки. Охотник все так же стоял под сосной и смотрел в его сторону. Это был невысокий нанаец, сухонький, с рыжеватой бородкой. Раскосые глаза на широком скуластом лице, словно клещи, впились в кусты, за которыми был Красюк. На всякий случай Красюк резко припал к земле, сразу по старой привычке прикинув, что если отнять у охотника ружье, то можно не бояться ни медведей, ни глухомани, ни угрозы голодного конца. Выглянул из-за куста, увидел, что охотник медленно поднимает винтовку в его сторону. Красюк похолодел от простой и ясной мысли: его, согнувшегося за кустом, охотник принимает за зверя и сейчас всадит ему пулю.
— Э-ей, не стреляй! — закричал он, вскакивая во весь рост.
— Ты чего, хурды-мурды, как росомаха? — спросил охотник.
— Испугался.
— Медведь пугайся, лисица пугайся, человек человека не боись. Ты кто?
— Геолог я! — обрадованно закричал Красюк. Он решил пока потрепаться с охотником, заморочить ему голову, чтобы выбрать момент и забрать ружье, жратву и все остальное, что есть в торбе за его спиной.
— Геолог — другая людя.
— Говорю, геолог. — Он выхватил из-за пазухи сверток, торопливо развязал, показал самородок. — Видишь, золото нашел.
Но это, как видно, еще больше обеспокоило охотника.
— Золото всякая людя находи.
— Чалдон недоверчивый, — тихо выругался Красюк. — И вдруг представил, каким он сейчас стоит перед охотником — без ружья, без вещмешка, в изодранной телогрейке, с лицом, черным от кровоподтека, затянувшего висок и глаз, от грязи, от крови раздавленных комаров.
— Честное слово, геолог, — закричал он, — чего ты мне не веришь?! Мы тут руду ищем, касситерит, слышал? Тут знаешь какая земля?! Тут скоро дороги, города построят. Пивные будут. Понимаешь? Заблудились мы. Товарищ тут недалеко остался, а я дорогу ищу.
— Иди, кажи товарищ.
— Прямо сейчас?
— Сейчас, сейчас.
— Давай хоть отдохнем.
— Ты отдыхай, а товарищ погибай?
Возразить было нечего. Красюк повернулся и пошел, стараясь идти по своему следу. Но скоро понял, что не уверен в дороге, и крикнул охотнику, идущему следом:
— Долгое озеро знаешь? Это в Оленьих горах.
— Знаешь, знаешь, — отозвалось за спиной. И Красюк понял не оборачиваясь, что охотник ему па-прежнему не доверяет, идет поодаль.
— В озеро впадает речка Светлая.
— Знаешь, знаешь.
— В десяти километрах вверх по речке он и остался. Больной.
— Право давай, право. Сопка большой — дорога быстрый.
Красюк послушно свернул вправо, полез на сопку. Склону, казалось, не будет конца. Вершина была — вот она, рядом за кустами. Но, поднявшись к кустам, он увидел другой склон и другие кусты.
— Сопка два раза обмани, третий правду говори! — крикнул охотник, удивительной проницательностью дикаря угадавший недоумение Красюка.
За первым выступом был другой, за другим — третий. Взобравшись наконец на вершину, Красюк увидел далеко уходящий пологий склон и сверкающее лезвие реки. На вершине охотник подошел ближе, и Красюк подумал — не кинуться ли теперь. Но решил пока не рисковать, сел на землю, отвалился спиной к тонкому стволу лиственницы. Охотник не садился. Прищурив и без того узкие глаза, внимательно осмотрел дали и показал куда-то вниз:
— Там твоя товарища?
Красюк ничего внизу не увидел, но согласно кивнул.
— Наша торопись, товарища выручай, — сказал охотник и пошел, покатился вниз, маленький, ловкий, юркий.
Через полчаса охотник вышел к реке, увидел Сизова, лежавшего навзничь на подстилке из пихтовых веток. Охотник присел над ним, потрогал лоб и почему-то почесал за ухом.
— Товарища, товарища!
— А? Кто это? — очнулся Сизов.
— Охотник я, Акима Чумбока.
— А, Чумбока, ну слава богу! — сказал Сизов тихо и успокоенно, словно узнал старого знакомого. — Плохо мне, товарищ Чумбока.
— Ничего, болезни есть — человека нету, человека есть — болезня нету, — произнес Чумбока загадочную фразу.
Он положил винтовку, развязал мешок, достал кожаный мешочек и отсыпал из него какой-то массы, похожей на табак, поднес Сизову к губам.
— Кушай нада. Трава кушай — болезня боись, болезня беги, приходи завтра.
Сизов принялся жевать и вдруг задумался, посмотрел вопросительно на охотника.
— Послушай, товарищ Чумбока, меня ты оставь, надо в тайге человека найти. Послал я его в Никшу, понимаешь? За помощью. А тайги он не знает, боюсь, заблудится. Найти его надо.
— Капитана — хороший человека, товарища — плохой человека, хитрая росомаха.
Он показал рукой в сторону, и Сизов, приподнявшись, увидел медленно приближавшегося Красюка. Долго пристально смотрел на него, словно не узнавая, и вдруг вскочил на подгибающиеся ноги, шатаясь, побежал навстречу.
— Где образцы? Образцы где? — закричал еще издали.
— Потерял. Сам еле живой.
— Потерял?! — Он крикнул это так громко, что эхо скакнуло по распадку. — Иди ищи! Сейчас же!..
— Ладно, — зло сказал Красюк. — Подумаешь, камни.
— Они наших жизней дороже. Это же олово, свинец. Это же... — Он зашелся в кашле, сухом и тягучем.
— Подумаешь, олово. Не золото же. Что им, ведра лудить?
Сизов махал руками и не мог ничего сказать — душил кашель.
— Свинец — пуля надо, — вмешался Чумбока. — Фашиста стреляй надо. Фашиста много — пуля надо много-много.
Кашель отпустил Сизова сразу, словно внутри его захлопнулась заслонка.
— Какая фашиста? — тихо спросил он, не замечая, что невольно подражает охотнику.
— Немецкая фашиста, злая людя, хуже росомаха, бомба бросай, города, стойбища гори.
— Что ты говоришь, Чумбока? Ты понимаешь, что ты говоришь?
— Моя всегда понимай. Ты много тайга гуляй, ничего не знай.
— Война, что ли? — испуганно спросил Сизов.
— Война, война, — обрадованно закивал Чумбока. — Фашиста много-много. Минска себе забрала, Смоленска себе забрала.
— Что ты говоришь такое? — Сизов почти шептал, боясь даже произносить названия городов, так далеко отстоявших от границы. — Ты знаешь, что такое Минск или Смоленск, знаешь, где они?
— Я ничего не знай. Охотники так говори, газета так говори.
— У тебя есть газета?
Чумбока полез в свой мешок, достал какие-то лохмотья. Но Сизову и этого было довольно, расправив листок на камне, долго и пристально рассматривал полустертые строки. Потом медленно поднял тяжелый взгляд на Красюка.
— Там твои камни, — не дожидаясь вопроса, сказал Красюк. — В лесу валяются.
— Принеси! — угрожающе сказал Сизов. Он поднялся, покачнулся на ватных ногах, и Чумбока тут же подсунулся ему под руку, обхватил за спину, повел к веткам пихты.
