Эмилио Сальгари - На Дальнем Западе. Ловцы трепанга
— Да, с ними шутки плохи…
— Поэтому–то и нужно избежать встреч с ними и попробовать улизнуть.
— Но куда бежать? — задумчиво сказал Ван–Горн. — С их громадными парусами они очень скоро догонят нас.
— Попробуем выброситься на берег, — предложил капитан.
— На берег какого–нибудь острова в проливе?
— Ну нет, там мы можем встретить дикарей еще опаснее этих.
— Тогда на берег Новой Гвинеи?
— Да, Горн. И давай не терять времени. Лодки развили такую скорость, что через час—два они, наверно, нагонят нас.
— Как же нам ускорить ход шлюпки?
— Надо добавить парусов. Установи один шест на корме, другой — на носу и натяни между ними полотно и одно из одеял. Так и мы наберем большую скорость. Ну, живее, ребята.
Все дружно взялись за работу, и вскоре два новых паруса, надувшись под свежим ветром, бросили шлюпку далеко вперед. К счастью, ветер дул с юга, и при попутном ветре лодка быстро понеслась, разрезая воды Торресова пролива.
Пираты, очевидно, скоро обнаружили, что шлюпка уходит от них, увеличивая свою скорость До голландцев издалека донеслись злобные крики, и почти одновременно треугольные паруса на обеих пирогах развернулись еще шире, а гребцы спустили в воду весла.
— Видите? Островитяне действительно преследуют нас, — сказал Ван–Горн. — Без злого умысла разве они стали бы так увеличивать свою скорость?
— Будем надеяться, что мы выбросимся на берег Новой Гвинеи до того, как пироги настигнут нас. Если ветер не переменится, мы дойдем часа за три.
— А как нам быть потом? Ведь, высадившись, мы навсегда потеряем нашу шлюпку.
— Может быть, мы натолкнемся на устье какой–нибудь реки. Тогда мы поднимемся вверх по ней.
— И дикари поднимутся вверх по реке вслед за нами…
— Ну, укрывшись за деревьями прибрежных лесов, нам не трудно будет отогнать их ружейной стрельбой.
— Мы можем столкнуться и там с каким–нибудь воинственным племенем…
— Новая Гвинея велика и не густо населена. Очень возможно, что вблизи места нашей высадки не окажется дикарей. Что, Горн, мы уходим от преследования?
— Так–то и уйдешь от этих чертовых лодок, — сумрачно ответил Ван–Горн, все время не спускавший глаз с двух далеких парусов. — Пираты налегли на весла. Однако мне кажется, что расстояние не уменьшилось.
— Смотри за парусами, Горн, а меня пусти на руль, — сказал капитан и пересел на корму.
Папуасы выбивались из сил, стараясь ускорить ход судов и нагнать шлюпку. Время от времени ветер доносил до шлюпки крики пиратов, несомненно означавшие приказ остановиться, но на эти крики никто не обращал внимания.
Горы Новой Гвинеи становились все явственнее, так же как и самый берег, который все отчетливее вырисовывался на севере.
К девяти часам утра шлюпка была не больше чем в двадцати милях от берега. Но тут ветер, до сих пор ровный и свежий, вдруг начал ослабевать.
Капитан и Ван–Горн не могли скрыть своего беспокойства: при штиле шлюпка не могла состязаться в скорости с пирогами, на которых было в четыре раза больше гребцов.
К тому же пироги теперь разделились; одна из них несомненно забирала такую скорость, что расстояние между нею и шлюпкой заметно уменьшалось. Вторая пирога, хуже, вероятно, оснащенная, отставала, но не прекращала преследования.
Хитрые островитяне явно поняли маневр шлюпки и напрягли все свои силы для того, чтобы настигнуть ее до того, как она выбросится на берег.
— Будьте готовы! Зарядите ружья! — крикнул Ван–Горн.
К десяти часам, хотя берег и был еще далеко, со шлюпки можно было различить росшие на нем деревья и открывавшуюся с востока глубокую бухту. Капитан был убежден, что там находилось устье реки.
Ветер все слабел. Выдвинувшаяся вперед пирога все приближалась под ударами по крайней мере двенадцати пар весел.
Теперь вся оснастка пироги была видна совершенно отчетливо. Этот маленький парусник был построен людьми, скверно подготовленными к такой работе, но его прекрасные мореходные качества заслуживают того, чтобы о нем рассказать подробнее. Пирога состояла из двух соединенных между собой лодок, выдолбленных в стволе дерева; нос пироги был увенчан искусно выточенным гребнем; корма высоко поднята и уходила назад, как лафет старинных пушек.
Соединял пироги род настила, перекрытый навесом из листьев, который поддерживали легкие столбы. На корме и на носу пирог были установлены мачты. Каждая из них была составлена из трех толстых бамбуковых палок, соединенных наверху и расходившихся книзу; мачты эти не имели ни рей, ни вант, да они были бы бесполезны, так как паруса состояли из ряда крепко скрученных циновок, которые поднимались и опускались целиком.
Рулем служило длинное весло. А устойчивость пироги давали укрепленные с обеих сторон балансиры — лежавшие на воде полозья, прикрепленные к лодкам рядом бамбуковых палок. Эти балансиры хитро дополняли такелаж примитивных, но остроумно сконструированных судов.
Часть команды была приставлена к парусам, а на скамьях сидели гребцы, изо всех сил налегавшие на весла.
С пирог изредка доносились крики: «Миро! Миро!» — что означало: «Мир! Мир!»
Но Ван–Сталь не придавал значения этим выражениям миролюбия. Слова «Мир! Мир!» звучали ложью в устах пирата, когда он обращал их к людям, которых преследовал с оружием в руках.
Вместо того чтобы остановиться, капитан передал руль Хансу, а сам вместе с Корнелиусом и Лю–Хангом сел на весла.
Еще через два часа только две мили отделяли шлюпку от берега. А пирога подходила все ближе и ближе…
— Река! — раздался радостный крик Ханса.
— Где? Перед нами? — спросил капитан, не бросая весел.
— Да, дядя, прямо перед нами.
— Хорошо, держи прямо на нее. Она широка?
— По крайней мере пятьдесят метров ширины.
— Мы поднимемся по ней и высадимся где–нибудь в лесу. Ну, живей! Наляжем хорошенько на весла — и мы спасены.
— Дядя, пирога всего в трехстах метрах от нас. Не дать ли по ней несколько выстрелов? — предложил Корнелиус.
— Нет, не надо. Отстреливаться мы успеем и потом, а сейчас полезнее несколько лишних ударов весел: только это может теперь спасти нас.
Шлюпка под натиском четырех сильных гребцов и ветра, хотя и очень ослабевшего, стремительно разрезала волны. Но и пирога папуасов с каждым взмахом весел все ближе подходила к шлюпке.
Берег был уже не более чем в двухстах метрах. Ханс, с кормы видевший его прямо перед собой, уже различал кокосовые и фиговые пальмы, громадные папоротники — пышную растительность, которая образовывала сплошной зеленый массив по обеим берегам реки.
