Геннадий Гусаченко - Жизнь-река
Эта самая преподавательница чуть ли не за голову схватилась, когда я сдавал ей математику устно. Списывать было не у кого. Ничего решить я не смог и стоял у доски истуканом.
— Чему равна сумма квадратов чисел?
Я без запинки ответил.
— Правильно! Ну, так решай!
Я стоял балда балдой, тупо глядя на уравнение.
— Чему равна длина окружности?
— Пи эр…
— Правильно! Ну, так решай! — теряя терпение, повышала голос преподавательница.
Я столбом торчал у доски, бессмысленно глядя на цифры, буквы, скобки, квадратные корни и прочую, не понятную мне белибердень. Преподавательница охала, ахала, качала от изумления головой. Удивлялась тому, как блестяще решил я задачу по математике письменно, и как плаваю сейчас. Развела руками:
— Тридцать лет преподаю, но такого вундеркинда впервые вижу! Все формулы знает назубок, понимает как их применить, а простую задачку решить не может! Ладно, поставлю троечку, но как учиться будешь — ума не приложу!
Диктант по русскому языку я написал на четыре балла.
Прощай, школа! Я стал студентом техникума сельхозмашиностроения. Меня зачислили по направлению военкомата на отделение холодной штамповки. Что ж? Буду учиться клепать сеялки–веялки, плуги–бороны, тяпки–грабли и так далее. Но при чём тут военкомат? Очень, даже, как выяснилось, при чём. «Сельхоз» — ширма! Гильзы патронные и снарядные штамповать, боеголовки ракетные! Вот чему меня здесь научат! Трудиться в поте лица на оборону страны. Дело нужное. Интересное. Ещё бы! Настоящие снаряды делать! Это, скажу вам, не халам–балам! Не каждому доверят!
Студент прохладной жизни.
8 июня. Пятница. Четыре часа утра.
Спал тревожным сном. Ночью с треском обламывались деревья. Тяжёлые сухие сучья с плеском падали в воду. Да ещё комары. Со всего мира слетелись в одну мою палатку! Мазь, накомарник, противомоскитная сетка — всё в ход пошло, но жужжания не полчищ — бесчисленных армий надоедливо снующих насекомых не давали уснуть.
Всю ночь с глухим стуком дизелей шли речные толкачи с баржами. И продолжают идти. Большое судоходство на реке. Отдаляться от берегов опасно. Неминуемо под баржу угодишь.
Освежил лицо холодной водой и без чая, без завтрака поскорее убрался из прибрежных таёжных зарослей, вплотную подступивших к реке. Ночёвка в шиповнике показалась мне нескончаемой.
В 05.30 оставил позади 1210‑й километр. На левом берегу какое–то большое село из серых деревянных домов. Навстречу один за другим, с шумом разводя волну, прошли катер «Надежда» и гидрологическое судно «Иволга». Включили сирену, приветствуя плот–катамаран одинокого путешественника.
Огибаю тальниковый мыс и передо мной открывается необъятная водная ширь. Слева и справа до горизонта нет очертаний берегов. Лишь кусты, деревья, торчащие из воды. Острова, закрывающие обзор. Куда плыть?
Разворачиваю карту, пытаюсь определить курс по компасу. Но для этого надо знать своё местонахождение.
Пока я нерешительно болтаю вёслами, соображая, какого направления держаться, меня обгоняет огромный топляк — толстый сучковатый ствол поваленного бурей либо подмытого течением тополя. Бревно, покачиваясь, корневищами вперёд, словно управляемое уверенным капитаном, ходко прошло мимо меня с парой чаек–пассажирок на борту. Вот мой навигатор! Его несёт течение, и непременно в нужную мне сторону. Налегаю на вёсла и не без усилий догоняю быстро удаляющееся бревно. Уцепился за него багорчиком и так, на буксире, следовал несколько часов, пока не приблизился к залитой водой берёзовой роще. Бревно с неимоверной силищей наехало на кусты, подмяло их, развернулось, угрожая придавить и плот. Багорчик застрял в коре топляка, я замешкался, выдёргивая его. Еле успел, схватившись за вёсла, отгрести от вершины бревна. Всей могучей массой топляк даванул на чахлые деревца, с треском пригнул их, застрял, найдя здесь своё последнее пристанище. И я поёжился от мысли, что было бы со мной, не уклонись я от своего плавучего поводыря.
В полдень впечатляющее зрелище предстало моим глазам. Гигантские вышки ЛЭП и низко нависшие над рекой провода! Прохожу под ними, испытывая успокоение от недавнего сомнения в правильности курса. Линия высоковольтной электропередачи обозначена на томской карте перед Колпашево. Беспокойство уступило блаженству плавания. Пью чай с пряниками. Загораю, прикрыв голову белой футболкой. Хорошо!
14.00. Вдали, на стволе высокой ветлы белеет щит. В бинокль вижу чёрные цифры на нём: «1240». До Колпашево ходу по реке приблизительно километров пятнадцать.
Заметно свежеет. Кучевые облака темнеют, становятся иссиня–чёрными. Ветрище вспучивает реку, ещё недавно баюкающую меня величавым покоем, лёгким бризом, серебристой рябью поверхности. Погромыхивает гром. Поблескивают молнии. Тучи заслоняют небо. Становится сумрачно, как поздним вечером. Ветер крепчает, раскачивает деревья и кусты. Седая пелена на небосклоне в северо–западной его части всё ближе. Проливного дождя не избежать.
Успеваю крепко подвязаться к черёмуховым кустам. Заматываюсь в непромокаемый плащ, в целлофановую плёнку и заваливаюсь на боковую. Пусть теперь льёт!
И хлынул ливень! С раскатами оглушающего грома, с ослепляющими молниями. Набежавшие на катамаран волны обдали брызгами шипящей пены. Сильная качка швыряла меня на скачущем на волнах плоту. Дождь со свистом хлестал струями по плёнке и плащу, под которыми укрылся я от грозы. Стало ещё темнее. Сверкавшие молнии на миг вспарывали нависшую надо мной тьму. Свирепый ветер, вырвавшись из неё, налетал на меня разъярённым зверем. Адские удары грома грохотом орудий главного калибра сотрясали всю поднебесную. Непрерывные оглушающие раскаты, заглушая рёв бури, блистая молниями, повергали в ужас. А дождь, не ослабевая, поливал косыми струями, буравил меня через одежду. Под ослепительным сверканием молний и громовыми ударами, от которых, казалось, раскалывалось небо, «Дик» подпрыгивал, вставал дыбом в разгулявшейся реке. Стоило трудов удержаться на дощатом настиле, цепляясь за мачту. Мгла сгущалась. Длинные зигзаги молний прорезывали небо. Между ними тысячами оттенков голубовато–красного света полыхали дрожащие всполохи. Отдельные яркие вспышки поминутно озаряли гребни волн, шумящие кусты, дико трепещущий, готовый разорваться в клочья флажок на мачте. Кругом трещало, вспыхивало, грохотало. И я был один среди беснующейся стихии. На маленьком плоту. В тесном, замкнутом пространстве. Сотрясаемый волнами. содрогаемый громом. Озаряемый молниями. Заливаемый проливным дождём.
