Накаленный воздух - Валерий Александрович Пушной
– Не совсем так, и даже совсем не так, – холодно отреагировал архидем. – Теперь дела не только его!
Петр ощутил, как взгляд Прондопула вошел в сердце и остановил биение. Это продолжалось буквально полсекунды, но отозвалось такой сильной болью в груди, что Петр еще несколько секунд не мог дышать и думать.
– Что происходит? – наконец выдавил и сделал глубокий вдох.
– Я не допущу этой связи, и вы не должны допускать ее! – повелительно потребовал архидем и чуть повел правой ладонью, лежащей на колене.
Новая боль обожгла Петра до радуги в глазах, тело занемело, пальцы рук и язык задеревенели. Когда отпустило, Пантарчук медленно выговорил:
– Я не стану мешать ему, – кожа сидения под ним снова заскрипела. – Он влюбился.
– Эта любовь погубит его, и не только его, – жестко произнес Прондопул. Он сидел прямо, не касаясь спинки сиденья. – В человеческой истории есть немало примеров, когда любовь двух людей губила многих других, когда она приводила на эшафот, когда из-за нее вырывали сердца, отрубали руки, отрезали языки и выкалывали глаза, сажали на кол и вешали на столбах, когда она была причиною предательств.
– Но раскаялся ли кто-нибудь перед смертью?
– Раскаяние наступает позже, – проговорил архидем, глядя прямо в глаза Пантарчуку, – только тогда повернуть уже ничего нельзя.
– И все равно, – Петр с трудом повел головой, отрывая взгляд от глаз Прондопула, – я не вправе мешать ему. Это его жизнь и его дорога. Оставьте его, пусть живет, как у него получается. У него своя судьба и своя свобода.
– Что вы знаете о Судьбе, Петр Петрович? – Насмешливый тон вонзился в Петра острой иглой. – Судьба предначертана только для тех, кому не дано изменить ее. Но есть и те, кому такой шанс выпадает, и не использовать его нельзя. – Последовала пауза и тишина, в какой Петр не услышал не только дыхания Прондопула, но и своего собственного. Потом архидем продолжил. – А что вам известно о Свободе? – В голосе прозвучала новая усмешка. – Свободы нет, Петр Петрович, потому что все начинается с Закона. Вы думаете, что делаете правильный выбор. Заблуждаетесь, как обычно. Не забудьте, заблуждения всегда приводят к распятиям. Не совершайте непоправимого. Смотрите в другую сторону, туда, где нет распятий.
Водитель и охранник удивленно притихли, стараясь в зеркало заднего вида и через плечо украдкой рассмотреть, с кем разговаривал Пантарчук. Однако никого рядом с ним на заднем сиденье не видели. Хотя отчетливо были слышны два голоса.
А Петр, слушая речь архидема, не мог взять в толк, какое отношение эти слова имели к Василию. Ответ на его мысли прозвучал тут же:
– В нем сходятся конец и начало, – сказал Прондопул, и размытый взгляд змеей вполз в душу Петра. – Но вам этого не понять, для вас сложны загадки Вселенной.
Петр набрал полную грудь воздуху, задержал его, надеясь успокоиться, но биение сердца не уменьшилось. И он выдохнул воздух, недовольно буркнув:
– Разобраться бы там, где живем, не до Вселенной как-то.
– Вы правы: судьба червяка – жить в навозной куче и ковыряться в ее беспросветности, – охотно подтвердил архидем.
Пантарчука такое сравнение покоробило, привело в негодование:
– В таком случае не опускайтесь сами до уровня червя! – брезгливо съязвил он. – Не копайтесь в навозе, чтобы не запачкаться! – И увидал, что по лицу архидема проползла густая тень, а пальцы на его колене стали сжиматься, как когти хищника. Ощутил, что эти пальцы, оставаясь на колене Прондопула, сжали его собственное лицо, смяли, как лист бумаги, и долго цепко удерживали. А когда отпустили, Петр продолжительно ощущал свое лицо искаженным.
– Вы уподобляетесь глупцам, Петр Петрович! – архидем говорил категорично. – Если бы вы не знали, с кем говорите, вас можно было бы назвать неосмотрительным, но сейчас вы рискуете осознанно. Стоит ли? Подумайте.
Горло Пантарчука перехлестнула невидимая петля. Воздух перекрыло. Он дернулся, выпучил глаза и широко открыл рот, тщетно пытаясь сделать вдох. И когда наконец это удалось, обнаружил, что Прондопул исчез. А через стекло увидал, как на Василия с кулаками осатанело набросился Аркадий Константинович.
Василий пытался защищаться, но безуспешно, ибо агрессия и натиск отца девушки были настолько велики, что никакие старания не помогали. Аркадий Константинович бил свирепо, безжалостно, радуясь крови на лице и одежде Василия. В глазах стояла густая муть, в которой утонули зрачки. Отец Дианы походил сейчас на машину, мельницу, способную переломать и перемолоть в муку кости Василия. Того надо было выручать. И Петр отправил на выручку охранника. Но крепыш с накаченными бицепсами, в плечах – сажень, оказался неспособным противостоять дикому напору Аркадия Константиновича. Тот без особого труда подмял охранника, швырнул на землю, как щенка. Орудовал двумя кулаками, точно двумя железными молотами.
Тогда на помощь выскочил водитель. Но и он был отброшен.
Трое уже не нападали, а защищались от одного. Исход схватки предрешен. Петр сообразил, что дорогу Василию перекрыл Прондопул кулаками отца девушки. Надо было убираться. Он опустил стекло и басом перекрыл шум драки:
– В машину! Все в машину! Уезжаем!
Распаленные дракой, вытирая кровь, отплевываясь кровавыми слюнями, трое убрались в машину. Бешеные затуманенные глаза Аркадия Константиновича враждебно преследовали их.
– Здоров мужик, как гиппопотам, – сбивчиво дыша, сквозь зубы процедил охранник. – Стопудовые кулачищи, силища, как у бегемота. – Впрочем, вряд ли охранник знал, какая силища у бегемота.
Остальные молчали. Ярость драки затухала, они были рады, что все прекратилось и можно было зализать раны.
Отец девушки расставил широко ноги и взглядом провожал машину до тех пор, пока она не скрылась за углом дома.
Припарковались у магазина. Трое вылезли из авто, достали из багажника емкость с водой. У всех грязная одежда, кровь, ссадины, болят ребра, словно по ним прокатились танковыми гусеницами. Осадок в душе, сердца ухают в груди громко и часто.
Василий отряхнулся, умылся, отдышался, и произнес разбитыми губами:
– Прондопул.
Пантарчук опустил стекло, отозвался:
– Он. Недавно сидел на твоем месте.
Василий поморщился и дотронулся до разбитых губ. Петр почувствовал себя виноватым, ведь это он привез его сюда. Действительно: благими намерениями выстлана дорога в ад. Наконец трое привели себя в относительный порядок и вернулись в машину. Магазин еще не открылся. Ранние прохожие спешили на автобусную остановку. Василий блуждал по ним рассеянным взглядом. Здесь он первый раз увидал Диану. Водитель и охранник притихли. Пантарчук раздумывал, как быть дальше. В молчании прошло с полчаса.
Вдруг Василий оживился, заерзал, хватаясь за ручку дверцы. Петр проследил за его взглядом: по тротуару шла девушка в светлых брюках, зеленом топе, босоножках на высоком каблуке,
