Богдан Сушинский - Черный легион
Они, «супруги Штайнеры», находились здесь уже четвертые сутки. Однако до сих пор унтерштурмфюрер так ни разу и не переступила порог комнаты своего «супруга». К тому же упорно сдерживала попытки Скорцени проникнуть и в ее келью.
«Непорядок, — сказал себе однажды по этому поводу штурмбаннфюрер. — С собственной женой разобраться не в состоянии».
Скорцени глянул на Фройнштаг. Лицо ее напоминало довольно непривлекательный восковой слепок, в чертах которого не стоило искать проявления каких-либо чувств. Нет, он не отважится предложить Фройнштаг зайти. Хотя, при всей своей усталости, не отказал бы себе в удовольствии провести этот вечер в обществе женщины.
— Вы решились пригласить меня?
— Вас это пугает?
— Могли бы заметить, что вне операции я пытаюсь избегать какого-либо общения с вашими парнями.
— Заметил. Ценю.
— Вот этого-то я как раз и не заметила.
— Я еще могу простить заждавшимся своих женихов невестам из «Союза германских девушек». Но вы-то солдат, Фройнштаг.
Сказав это, Скорцени приоткрыл дверь еще шире. В комнату они заглянули вместе. Замерли. Переглянулись. В его постели, обхватив руками оголенные смуглые доги, сидела какая-то девица. Она предстала перед ними в нижней рубашке и, похоже, что появление в проеме двери мирно воркующей парочки ничуть не смутило ее.
— Вас… прислал… Кардьяни? — чуть ли не заикаясь, поинтересовался Скорцени на немецком.
— Си, синьор.
На вид ей не более двадцати. По-лебяжьи изогнутая шея, как и очертания пухлых оголенных плеч, показались нггурм-баннфюреру прекрасными. Теперь у него были все основания сожалеть, что он так опрометчиво задержал Лилию у своей двери.
— Он послал вас прямо в постель?
— Си, синьор.
— Вам здесь удобно?
— В общем-то… Хозяин приказал дождаться вас в постели. И ни в коем случае не уходить, — объяснила девушка на плохом немецком, в котором, однако, чувствовалось влияние какого-то диалекта.
— Ничего не поделаешь, Фройнштаг, — развел руками Скорцени, прикрывая дверь. — Я держался, сколько мог.
— Да уж… Вижу, что держались.
— Спокойной ночи, унтерштурмфюрер. Сегодня мы с вами прекрасно поработали.
— Не обольщайтесь: основная работа, — кивнула Лилия в сторону девицы, — вам еще только предстоит.
Фройнштаг бросила тяжелый, преисполненный презрения взгляд сначала на Скорцени, потом на девицу и, повернувшись, направилась в конец коридора, где находилась ее комната. Выбирая эту обитель, Лилия явно исповедовала принцип: лишь бы подальше от ппурмбаннфюрера. У нее были для этого все основания.
30
Проследив, как Фройнштаг нервно промаршировала к себе, Скорцени вошел в комнату, взял девицу за волосы — они были шелковисто-жесткими и источали фиалочный аромат луговых цветов — и, запрокинув голову, всмотрелся в лицо.
Римский нос, припухлые хубы, родинка на левой щеке…
Нет, он не припоминает ее. Среди девиц, с которыми развлекались его «коршуны», такой красотки не было. Убедив себя в этом, Скорцени вздохнул с нескрываемым облегчением: не хотелось быть одним из них.
— Не волнуйтесь, я прибыла только сегодня, — тонко уловила его тревоги девушка. — Ни с кем из ваших парней не спала.
— Хотелось бы верить. Имя?
— Называйте меня Катариной, — предложила она совершенно спокойно. То, что Скорцени продолжал удерживать ее за волосы, казалось, не доставляет ей никаких неудобств.
— Хорошо, будем звать Катариной. Знаешь, кто я?
— Биографиями партнеров интересуюсь лишь тогда, когда это нужно шефу.
— То есть Кардьяни?
— Ему.
— Нашла шефа, — брезгливо поморщился Скорцени. — Давно работаешь на него?
— Уже три года. Представьте, специализируюсь в основном по биографиям.
— Талант собеседника? Умение расположить? Божий дар. Такие агенты в цене.
— Но сейчас не тот случай. Или я не права?
— Так ты все же из разведки? — не удержался Скорцени от вопроса, который не должен был задавать ни при каких обстоятельствах. — Или всего лишь на побегушках у мафии?
— Нет, с мафией меня ничто не связывает. С мафией нет. С разведкой — это ближе к истине. В том смысле, что иногда оказываю мелкие услуги. Только и всего.
— Какой именно?
— Итальянской и абверу.
— Даже абверу?
— В это трудно верить. Понимаю.
«Следовательно, она знает, кто я такой. Или догадывается. Иначе не была бы столь откровенной».
— Можете не опасаться меня, — заверила Катарина, убийственно точно расшифровав его предположения. — Я откровенна далеко не со всеми.
— Это умиляет меня.
— Вы устали, синьор. Самое время отдохнуть. Душ я уже приняла.
Скорцени отпустил ее волосы и поцеловал в шею. К сожалению, ему тоже необходимо было спускаться в оборудованную в полуподвальном помещении душевую. А значит, терять время.
— Вы ведь не настаиваете, чтобы мы спускались туда вместе? — Катарина спросила об этом голосом ребёнка, привыкшего отлынивать от любой работы.
— Душ — это слишком интимно. Понимаю, что этот предрассудок нашего поколения вашему поколению совершенно не знаком.
Из вежливости Катарина едва заметно ухмыльнулась: шутка ровесника.
Уже стоя под тугими струями воды, Скорцени вдруг услышал резкий, чуть-чуть насмешливый голос Фройнштаг:
— Вы здесь, штурмбаннфюрер?!
«Господи, — вздрогнул Отто, — хорошо, что у меня хватило ума не тащить сюда Катарину».
— По-моему, да.
«Может, и Фройнштаг напомнить о предрассудке нашего поколения? А что, однажды это уже сработало».
31
В женскую душевую вела отдельная дверь, но кабины были рядом. Перегородка не доставала до потолка, и они могли свободно переговариваться. Скорцени слышал, как Фройнштаг включила воду и, пофыркивая, принялась блаженствовать под едва теплыми струями воды.
— Девица все еще у вас в комнате?
— Не помню, чтобы я выставлял ее. Кстати, как она вам, унтерштурмфюрер?
— Вы не в казарме, штурмбаннфюрер, — сухо напомнила ему Лилия.
— А по-моему, за неимением ничего лучшего… — не спешил Скорцени прощаться с казармой.
— Так уж «за неимением», — оскорбленно процедила Фройнштаг. — Лучше скажите, как вы пали до того, что впустили к себе эту итальяшку.
— Смазливую итальяшку, что весьма существенно, между нами, солдатами, говоря.
— Вот уж не ожидала от вас.
— А чего вы от меня ожидали? — энергично смывал он с лица мыльную пену.
— Вашим парням простительно. Они привыкли иметь дело с уличными…
