Дуглас Престон - Каньон Тираннозавра

Через двенадцать минут она услыхала свист — будто бы приближался сильный ветер. Свист превратился в рев, и вдруг деревья пригнуло к земле, а лес наполнился громким треском ломающихся стволов. Нечто непонятное — не ветер, не звук, не давление воздуха, а все это одновременно — накатило на нее с огромной силой, бросило наземь, и там на хищницу стремительно полетели листья, палки, ветки и стволы деревьев.

Она лежала в оцепенении, страдая от боли, пока не проснулись могучие инстинкты, приказывавшие ей встать, встать и драться. Хищница поднялась со спины, пригнулась, яростно щелкая зубами и рыча на ветки и листья, с ураганной скоростью несущиеся прямо на нее.

Буря, полностью опустошившая лес, медленно стихала. И в тишине возник, нарастая, новый звук — загадочное гудение, почти что пение. В небе промелькнула яркая полоска, потом еще и еще; они таяли ближе к горизонту, и в погубленном лесу раздавались взрывы. Скоро вспышки превратились в огненный дождь. Ничего не понимающие животные испуганно кричали, ревели, трубили — голоса эти поднимались над искалеченным лесом, словно звуки хора обезумевших от страха. Между вывороченными деревьями метались туда-сюда стайки небольших животных, а огненный дождь все усиливался.

Перед хищницей проносилось стадо неосторожных целофизисов, и она, сунув свою огромную голову туда, в самую гущу, принялась хватать и рвать их зубами, усеивая землю дергающимися, извивающимися конечностями, телами и хвостами. Хищница не спеша поедала куски добычи, порой сердито щелкая зубами на огненный дождь, который вскоре утих. Вместо него с неба посыпались мелкие камни. Она закончила есть и легла, отдыхая, не замечая ничего. Хищница не видела, как скрылось солнце и как небо из желтого стало оранжевым и, наконец, кроваво-красным, темнеющим с каждой минутой и излучающим жар отовсюду и в то же время ниоткуда. Сам воздух делался все горячее, постепенно достигнув такой температуры, какую хищнице еще не приходилось терпеть.

Мозг ее в конце концов осознал, насколько силен жар и до чего болит обожженная спина. Хищница поднялась и дошла до болота, окруженного кипарисами, — там она обыкновенно валялась в грязи, — присела и перевернулась на спину, зарываясь в прохладную черную жижу.

Постепенно стемнело. Она расслабилась. Все было в порядке.

1

Мелоди Крукшенк перевела файл, открытый на экране компьютера, в формат html, подобрала нужные изображения, впечатала заголовки и внесла последние изменения в коротенькую статью, которую написала в приступе лихорадочной активности. Она чувствовала себя разбитой, проведя без сна шестьдесят часов, но ее все еще поддерживал заряд возбуждения. Эта небольшая статейка станет одной из наиболее значительных научных работ за всю историю палеонтологии позвоночных и обязательно вызовет бум. Появятся скептики, противники и самозваные разоблачители. Может быть, Мелоди даже обвинят в мошенничестве, однако факты надежны, они все выдержат. И изображения безупречны. Кроме того, у нее еще остался один необработанный фрагмент образца, который она намеревалась предложить Национальному музею естественной истории или Гарвардскому университету — пусть их палеонтологи проведут независимое исследование.

Мелоди поместит статью в интернетовский «Дневник вице-президента», и тогда начнется светопреставление. Нужно, чтобы ее прочел лишь один человек, потом она будет доступна всем и каждому, а жизнь Мелоди изменится бесповоротно.

Итак, работа завершена — или почти завершена. Палец женщины застыл над клавишей «Ввод»: оставалось только переслать статью по электронной почте.

Раздался стук в дверь, Мелоди вздрогнула и обернулась. Вход до сих пор был забаррикадирован креслом. Она посмотрела на часы: пять.

— Кто там?

— Уборка.

Мелоди со вздохом встала из-за стола, прошла к двери и отодвинула кресло. Она уже собиралась открыть, как вдруг замерла.

— Уборка?

— Я же сказал.

— Фрэнки?

— А то кто ж.

Мелоди отперла дверь и с облегчением увидела такого знакомого Фрэнки, худющего и небритого. От него несло мерзкими сигаретами и еще более мерзким виски. Он вошел, шаркая ногами, и Мелоди закрыла за ним дверь. Фрэнки принялся расхаживать по лаборатории, опорожнять мусорные корзины в огромные целлофановый мешок и нескладно насвистывать. Под столом Мелоди он взял корзину, переполненную банками из-под газировки и обертками батончиков «Марс», вытащил ее, ударившись при этом головой и рассыпав по столу несколько пустых баночек от «Доктора Пеппера». Остатки напитка забрызгали дисплей стереомикроскопа.

— Извиняюсь.

— Ничего страшного.

Мелоди нетерпеливо ждала, когда же он закончит. Фрэнки высыпал в свой мешок то, что еще оставалось в корзине, наскоро вытер стол рукавом, мимоходом толкнув микроскоп стоимостью 50 000 долларов. У Мелоди мелькнула мысль: и как только одни люди смогли выдумать цифры, а другим вот даже мусор толком не удается вынести? Женщина выбросила эту мысль из головы. Думать так — значит злобствовать. Она никогда не позволит себе стать похожей на тех заносчивых ученых, с которыми ей приходилось иметь дело последние несколько лет. Мелоди всегда будет по-хорошему относиться к техническому персоналу, неуклюжим уборщикам и студентам-старшекурсникам.

— Спасибо, Фрэнки.

— Пока.

Фрэнки ушел, с шумом задев дверь своим мешком, и снова воцарилась тишина.

Мелоди со вздохом осмотрела стереомикроскоп. Капельки «Доктора Пеппера» забрызгали край дисплея, а немного жидкости, заметила она, попало на влажное предметное стекло.

Мелоди глянула в окуляры, желая удостовериться, что образец не поврежден. Его оставалось совсем мало, каждый фрагмент был на вес золота, особенно большую ценность представляли шесть или семь «венериных зеркалец», которые с таким трудом удалось извлечь из окаменелости.

Нет, всё в полном порядке. Капелька «Доктора Пеппера» большой роли не играет: несколько молекул сахара едва ли могут причинить вред частице, пережившей 65 миллионов лет в земле и выдержавшей купание в 12 %-ной фтористоводородной кислоте.

Вдруг Мелоди застыла. Похоже, зрение сыграло с ней шутку: одна из поперечин на «ручке» «венериного зеркальца» внезапно шевельнулась.

Мелоди выжидала, разглядывая в окуляры увеличенные частицы. Мороз прошел у нее по спине. На глазах у Мелоди задвигалась другая поперечина, совсем как крошечный механизм, переключающийся с одной позиции на другую. Поперечины шевелились, и одновременно перемещалась сама частица. Мелоди смотрела, зачарованная и встревоженная, на остальные частицы, тоже начавшие передвигаться подобным образом. Все они пришли в движение; их поперечины работали там, в жидкости, словно маленькие винты.