Карл Май - По дикому Курдистану
Разговор кончился, благоухающая Петрушка подковыляла ко мне, мирно уселась прямо перед моим носом и взяла на колени отвергнутый мною осколок кружки с пищей. Всеми пятью пальцами правой руки она взяла таинственную смесь и распахнула рот, как дорожную сумку из черной кожи. Я закрыл глаза. Раздалось громкое чавканье, затем шуршащие звуки, которые возникают, когда язык используют как тряпку, которой смахивают остатки с посуды, и наконец продолжительное довольное хрюканье. О Петрушка, почему бы тебе не благоухать в отдалении от меня, на улице?
Только спустя много времени я снова открыл глаза.
Моя надежная охрана еще сидела передо мною, уставившись на меня. В ее глазах я заметил немного сочувствия и куда больше любопытства.
– Кто ты? – спросила она меня.
– А ты что, этого не знаешь?
– Нет. Ты мусульманин?
– Я христианин.
– Христианин – и в плену? Ты разве не курд-бервари?
– Я христианин с Запада.
– С Запада! – воскликнула она удивленно. – Где мужчины танцуют с женщинами и где едят лопатами?
Отголоски нашей западной культуры достигли и ушей Петрушки; она слышала про наши ложки и польку.
– Да, – сказал я.
– Что тебе надо в нашей стране?
– Я хочу посмотреть, так ли красивы ваши женщины, как и наши.
– И какой ты сделал вывод?
– Они очень красивы.
– Да, они красивы, – подтвердила она, – красивей, чем в какой-либо другой стране. У тебя есть женщина?
– Нет.
– Мне жалко тебя! Твоя жизнь как миска, где нету ни сармысака, ни салджангоша.
Улитки в чесноке? Значит, это и было то ужасное блюдо, которое так быстро исчезло в пасти «дорожной сумки»! И без всяких «лопат».
– Ты не хочешь взять себе женщину?
– Может быть, и хотел бы, но не могу.
– Почему?
– Как это можно, если меня связали?
– Тебя снова развяжут.
– Меня освободят?
– Мы – халдеи; мы не убиваем пленных. Что ты сделал, что тебя связали?
– Сейчас расскажу. Я прибыл в эту местность через Мосул и Амадию…
Она прервала меня торопливо:
– Через Амадию?
– Да.
– Когда ты там был?
– Недавно.
– Как долго?
– Несколько дней.
– Может, ты видел там одного человека, эмира и хакима с Запада?
– Видел. Он вылечил девочку, которая приняла яд.
– Он еще там?
– Нет.
– Где он?
– Почему ты спрашиваешь о нем?
– Потому что я слышала, что он посетит эту местность.
Она говорила с большой поспешностью, что могло свидетельствовать только о живейшем интересе.
– Он уже в этой местности, – сказал я.
– Где? Быстро скажи мне!
– Здесь.
– Здесь, в Шурде? Ты ошибаешься; я ничего об этом не слыхивала!
– Не здесь, в Шурде, а в твоей хижине.
– В этой хижине? Боже мой, тогда это, должно быть, ты!
– Конечно!
– Можешь ли ты это доказать?
– Да.
– Тогда скажи, кого ты встретил в доме больной, принявшей яд?
– Мару Дуриме.
– Она тебе давала талисман?
– Нет, но она сказала, что если я окажусь в беде, то должен сказать «Рух-и-кульян».
– Тогда это и в самом деле ты, ты, господин! – закричала она, всплеснув руками. – Ты друг Мары Дуриме; я тебе помогу, я тебя спасу. Расскажи мне, как тебя поймали!
Уже в третий раз за день я испытал чудодейственную силу имени Мары Дуриме. Какой же властью обладала эта таинственная женщина?!
– Кто такая Мара Дуриме?
– Она старая княгиня, чьи потомки отпали от Мессии и перешли к Мохаммеду. Теперь же она расплачивается за их грехи и путешествует туда-сюда, не имея никакого покоя.
– А кто такой Рух-и-кульян?
– Это добрый дух. Одни говорят, это архангел Гавриил, другие – архангел Михаил, защитник верующих. Он появляется в определенных местах в определенное время. Но расскажи прежде, как ты очутился в плену?
Этот рассказ в дальнейшем мог принести мне пользу. Стараясь не обращать внимания на неудобное положение тела, на крепко связанные руки, я подробно рассказал ей про мои приключения, начиная с самой Амадии. Старуха слушала с величайшим вниманием, а когда я закончил, нежно взяла одну из моих «зашнурованных» рук.
– Господин, ты прав, – воскликнула она, – это Неджир-бей держит тебя в плену! Я не знаю, почему он это делает, но я его не люблю: он грубый человек. Я спасу тебя.
– Ты развяжешь меня?
– Господин, пока я не смею этого сделать. Скоро придет Неджир-бей, и тогда он меня строго накажет.
– Ты хочешь просить за меня?
– Я не могу взобраться вверх к нему: дорога слишком крута для меня. Но… – Она сделала паузу и задумалась. Затем посмотрела на меня испытующе. – Господин, ты скажешь мне правду?
– Да!
– Ты все-таки попробуешь бежать, даже если пообещаешь не делать этого?
– Я не обманываю, если что-либо обещаю!
– Твои руки слишком туго связаны. Ты останешься здесь, если я тебе их развяжу?
– Обещаю тебе это.
– Но я могу снова их связать, когда кто-нибудь придет?
– Да.
– Поклянись.
– Священное писание гласит: «Ваша речь: да, да, нет, нет; что больше этого, то от лукавого». Я не клянусь, я просто обещаю тебе и сдержу свое слово.
– Я верю тебе.
Она приподнялась и попыталась ослабить узел на моей шее. Должен признаться, что в этот момент благоухание милой Петрушки ни в малейшей степени не было для меня противным. Наконец я протянул вперед затекшие руки и вздохнул с наслаждением полной грудью, не стянутой веревками. Мадана теперь уселась перед входом, откуда могла издалека заметить приближение людей. То, что наша беседа может вестись и дальше через дверное отверстие, бравая старушка доказала мне тут же.
– Когда кто-нибудь придет, я тебя на время свяжу, – сказала она, – и тогда, тогда… О Господи, вернешься ли ты, если я позволю тебе уйти?
– Да. Но куда мне нужно прийти?
– Туда, на гору, где живет Рух-и-кульян.
Я удивленно вскинул голову. Это ведь было именно тем самым приключением, которое редко кому выпадало!
– Я уйду, но ты можешь рассчитывать на то, что я вернусь! – с радостью обещал я. – Но я не знаю дороги.
– Я позову Ингджу, она тебя проведет.
Ингджа – это «жемчужина», многообещающее имя!
– Кто такая Ингджа? – полюбопытствовал я.
– Дочь Неджир-бея.
– Неджир-бея? – переспросил я оторопело.
– Она отличается от своего отца, она лучше.
– Она меня поведет, хотя знает, что это дело касается ее отца?
– Да. Она любимица Мары Дуриме, и я с ней говорила о чужом эмире, побеждающем яд и обладающем чудодейственным оружием.
Значит, вести о моих чудесных медицинских способностях достигли даже этой местности. Я удивленно спросил:
– Кто тебе сказал это?
– Твой слуга рассказал об этом отцу больной, а Мара Дуриме – Ингдже. Мне ее позвать, господин?
