Эрнест Марцелл - Октавиус
Проснулся я, оттого что кто-то яростно тряс меня за плечо. Я замотал головой, высвобождая лицо из меховых глубин капюшона, и увидел перед собой искаженное лицо Ситтона.
– Вставайте, сэр! – крикнул он. – Ночью случилась беда! Эти проклятые изменники удрали!
Опрометью вскочив, кинулся я наверх. Снаружи был необычайный мороз, яркое солнце нестерпимо резало глаза, отражаясь от снежных полей вокруг, в бездонном небе не было ни одного облака. Внизу на снегу, усеянном щепками и стружкой, стояла на волокушах одна из шлюпок, но даже отсюда было видно, что борт ее был сплошь разбит киркой…
– Они сбежали ночью, когда была буря, чтобы мы не услышали их! – кричал Ситтон. – Они до крошки выгребли все из кладовых! Они убили Ингера, они бросили здесь нас и всех, кто не мог идти самостоятельно! Вот почему они вели себя так тихо, дабы не вызывать подозрений. А я сам им показал, куда надо идти, и теперь они даже разбили вторую шлюпку, чтобы лишить нас последней надежды!
С проклятьями и криком он метался возле шлюпки, грозя кому-то невидимому кулаками, и только наше вмешательство не позволило ему кинуться по следу за беглецами.
– Они ушли не меньше чем пять часов назад! – крикнул Метью. – Мы уже не догоним их – замело все следы.
Но Ситтон не слушал никого, он явно не ожидал, что его сможет так ловко провести собственная же команда, с которой он вчера, наплевав на свое капитанское звание, как простой матрос работал под командой судового плотника. С трудом удалось увести его обратно в каюту, где он долгое время ходил из угла в угол, словно загнанный зверь, потом молча сел и бесцельно уставился перед собой в переборку (благо Метью заранее отобрал у него пистолет).
Я медленно, увязая в покрывшем палубу снегу, прошел на корму, где мятежники тайком спускали провиант. Там, возле свисающего вниз шторм-трапа, ничком лежало уже присыпанное снегом тело доктора Ингера. Голову его со стороны затылка проткнул тонкий кованый крюк: убийца нанес ему удар сзади, и снег вокруг был буро-красным от крови.
– По-видимому, он попытался помешать им, – сказал подошедший сзади Обсон. – Поэтому они и убили его. Я спал и ничего не слышал. Они так же бросили меня тут, сэр, вместе со всеми, кто не смог встать. Я ничего не знал…
Я отвел взгляд от тела доктора, а потом спросил:
– Вы бы тоже ушли, если бы они позвали вас?
– Нет, сэр, – ответил он, почему-то опуская глаза. – Как можно так поступить. Мы же англичане, а не какие-нибудь дикари. Наверняка это все Гоббс. Вы убили его друга Каммингса, он не простил вам этого и решил отомстить при первой же возможности…
«…Корабельный врач Стивен Ингер был убит мятежниками. На судне остались тринадцать человек. Среди них могут ходить только помощник капитана Дэрак Метью, штурман Том Берроу, хозяин судна Ричард О’Нилл и боцман Джеральд Обсон. Капитан Ситтон после обнаружения дезертирства помутился рассудком, и за ним установлен присмотр. Командование кораблем возложена на помощника капитана Дэрака Метью…»
– Итак, – сказал Метью, сидя за столом в каюте. – У нас остался один выход. Нам надо самим покидать судно. Эти мерзавцы разбили ялик, но мы попытаемся его отремонтировать. Сами понимаете, что шлюпку нам будет не дотащить. Я втайне поставил ловушки на птиц, и сегодня в них, впервые за все эти дни, попалась одна кайра. Птиц мало в этих местах – они мигрируют к открытой воде, и нам надо двигаться туда же.
– Элизабет мы возьмем с собой, – сказал я. – Без нее я не пойду никуда.
– Допускаю, – ответил Метью. – Остальных мы оставим здесь. Теперь, сэр, вы подчиняетесь мне, и я не потерплю всякого слюнявого человеколюбия. Все, кто не сможет идти, останутся здесь. Вашу леди, если она, конечно, сможет выдержать путь, мы дотащим, в отличие от остальных. Ситтона, если он не придет в себя в ближайшее время, ждет та же судьба. Не хватало еще волочь с собой сумасшедшего, чтобы он в пути перерезал нам всем глотки, если что вдруг взбредет ему в голову. А Обсона я предлагаю пристрелить прямо сейчас – мне не нравится его поведение. Голову на отсечение даю, что не просто так его оставили тут, он что-то задумал…
Я промолчал – поведение Обсона мне и в самом деле начало не нравиться, чем именно, я сказать не мог, во всяком случае, в его неведении относительно планов команды я не верил…
Весь последующий день мы занимались починкой ялика, но отремонтировать его так и не сумели – Гоббс знал свое дело и, нанеся несколько сильных и точных ударов, мало не разломил его надвое. Однако вопреки прогнозам Метью все лежачие в кубрике были живы – негодяи просто бросили обреченных на произвол судьбы, отобрав у них последнюю надежду на спасение…
«1 октября 1762 года. Пятый день, как мы зажаты во льдах. Скончались конопатчик Хью Уиглз и один из матросов. На корабле остались одиннадцать человек. Столбик термометра опустился до -25 °F. Господи, дай нам сил пережить эту ночь…»
Той ночью было необычайно тихо. За стенами корабля стоял страшный мороз, столбик термометра опустился до минус тридцати, и холод проник даже сюда, ледяными узорами покрыв стекла и инеем – стены. Я, Метью и Берроу несли вахту по очереди, не допуская до нее Обсона, и сегодня была моя очередь дежурить. Но, кажется, я задремал, сидя за столом, и теперь, внезапно проснувшись, судорожно оглядывался по сторонам. Выдохнув парок изо рта, я подкинул в еле державшийся огонь полусырое полено и облегченно вздохнул. Слава богу, не погас! Все спали, даже безумец Ситтон лежал в забытьи возле своей переборки. За последние дни ему стало значительно хуже – помутившимся взглядом смотрел он в переборку, ничего не ел, не говорил и только по временам неожиданно начинал кричать какую-то мешанину из морских терминов, перемешанную с отборной бранью, и уже ничего не осталось в нем от прежнего спокойного и хладнокровного человека.
Берроу еле передвигался – ноги уже отказывались повиноваться ему, но он продолжал ходить из последних сил, хотя каждый шаг давался ему с величайшими мучениями. Дэнис был совсем плох – болезнь его усилилась, он уже не вставал, тяжело и со свистом дыша, и редко приходил в сознание. Отвратительный кашель мучил меня, особенно по ночам. Мне казалось, что легкие мои полные огня и я скоро буду выплевывать их по кускам. Единственно, что радовало меня, так это Элизабет – хотя она по-прежнему не вставала, ей стало немного лучше… Но когда ей дали кусочек птичьего мяса, ее сильно стошнило. Один только Метью, казалось, не реагировал ни на что – почерневший и ссохшийся до костей, он упорно продолжал цепляться за жизнь. Скоро мы отлежимся и, когда чуть-чуть наберемся сил, попробуем добраться до берега… Обсон ведь тоже сначала сильно заболел, но теперь, словно по мановению волшебной палочки, ему стало значительно лучше. Значит, включился какой– то скрытый резерв организма – об этом я много слышал и именно это помогало человеку выжить в экстремальных условиях…
