Людмила Малёваная - Искатель. 2014. Выпуск №3
Марина молчала, а я сидел, опустив глаза в пол — боялся выдать себя мимикой и взглядом, — поэтому не видел ее лица. А она, конечно, смотрела на меня. Смотрела и раздумывала.
— Хорошо, идите, — сказала она, спустя несколько минут. — Закончим в другой раз, но он должен быть ДО вашей следующей смены, Кораблев… — она запнулась (и я тут же вспотел), — …Сергей.
— Спасибо. — Я старался говорить как Серега. Получалось, по-моему, не очень, но я так и не решился поднять голову и посмотреть на реакцию Марины. — Смена через четыре дня, в четверг вечером.
— Значит, жду вас в четверг, в любое время до двух часов.
— Двенадцать тридцать? — Я вскочил и устремился к двери.
— Договорились.
Когда я вышел из кабинета, уши у меня горели, как у нашкодившего мальчишки. И что еще хуже, сам мальчишка уже тоже был здесь. Коленька — смышленый пацан одиннадцати лет. Зачем он тогда проснулся, ни он, ни Петр Иванович, ни Серега не знали. Но одно все трое понимали четко: впаялись мы глубоко, по самые гималуши…
По коридору я поковылял, дергаясь и с трудом переставляя ноги. В сознании уже присутствовали три суба одновременно, и каждый пытался самостоятельно управлять телом: Коленьке хотелось бежать и подпрыгивать, Сереге — идти быстрым шагом, Петр Иванович в тот момент предпочитал прогулочный шаг. Шум моря не прекращался ни на секунду, и временами я различал там мысли и воспоминания всех остальных субов. Ничего подобного я никогда раньше не испытывал и не впал в панику, наверное, только потому, что не знал, как это сделать всем троим одновременно.
К удивлению активных субов, мое сознание сумело обуздать троящееся «я», причем быстро: уже к концу коридора тело было доверено бойцу, размышления — учителю, а наблюдение за людьми и обстановкой вокруг — Коленьке. Кто-то, вероятно, удивится, что столь ответственное дело доверили ребенку, но я уверяю: несмотря на возраст, он был необычным мальчиком, внимательным и совсем не простофилей.
Все знают, что детские субличности у взрослого человека — редкость, думал я, шагая к своей комнате. Они мало у кого сохраняются, а если и сохраняются, то почти не активны, потому что большинство взрослых ничего не готовы доверить детям и даже в общении с ними предпочитают быть строгими дядями и тетями. Дело в том, что люди смотрят на детей как на дефективных взрослых, а это совсем не так, — весь мой учительский опыт отвергает такой подход. Дети не глупее нас, просто пока еще меньше знают, но зато активнее познают мир и фокусируются сразу на всем, из-за чего кажется, что они не способны сосредоточиться…
«Хватит! — неожиданно вмешался в размышления Петра Ивановича Серега. — Какого фрика ты рассуждаешь о всякой ерунде, вместо того чтобы думать, что нам теперь делать?»
«Сам ты ерунда! — обиделся за детей Коленька. — На себя посмотри: топаешь, как на параде, расслабься! Вольно!» — Мальчишка хихикнул.
Серега перестал чеканить шаг, и вовремя: навстречу из-за поворота вышла буфетчица Люда. Если бы она увидела, как он ни с того ни с сего марширует строевым шагом, хохотала бы до упаду — смешливая деваха, жуть, точно привлекла бы к нему внимание.
«На нашем маркере боец, так что улыбайся!» — подсказал Коленька.
Серега послушно растянул губы, хотя сейчас его меньше всего ни свете волновали шуры-муры с буфетчицей. Люда улыбнулась в ответ, поправила локон и, крутанув пышным задом, прошла мимо, обдав нас агрессивным ароматом сладких духов.
«Так я же не просто так о детях подумал, — продолжал все ту же тему Петр Иванович. — Мне недавно любопытный доклад о детских субличностях у взрослых попался. Интересный материал, скажу я вам. Написал его профессор Гаврюхин».
«Кто это?» — мрачно поинтересовался Серега.
«Ученый, исследователь множественной личности, доклад довольно-таки давний, но он удивил меня смелостью суждений!»
«О!..» — выругался боец после неудачной попытки осмыслить научные высказывания Гаврюхина, которые он теперь, через общее сознание, мог видеть в памяти Петра.
«Аккуратней со словами; упрекнул Серегу учитель. — Здесь Коля».
«Фрикня, Петр Иванович, у вас самого в памяти тоже есть и это слово, и много других — еще похуже!» — со смехом доложил мальчик.
«Проклятье, да как же мы жить-то теперь будем!» — Учитель хотел схватиться за голову, но ничего не вышло — тело контролировал Серега.
«А чего… ого! а как это?» — ввинтилась в сознание новая для всех мысль, и сразу же Серега, Петр и Коленька напряглись, не давая вторгшемуся в их уже сладившийся кружок Игорьку захватить управление.
«Становится тесновато, однако!» — заявил Коленька, к удивлению всех оказавшийся не слабее мужчин и первым отстоявший свою функцию наблюдателя, отогнав рвущегося к власти Игорька.
«Ничего не понимаю, — ошарашенный Игорек перестал сопротивляться, повиснув в сознании бездеятельной тенью. — А вы все как тут?.. Чего не спите-то?!»
«Того! — буркнул Серега. — Сам разберешься, тебе не в новинку — в файлах ковыряться».
«Ого, вот это багота! Я ж натурально ваши памяти вижу! И программа переключения не работает! Ни фрика себе!»
«Наконец-то дошло!» — подытожил Коленька.
«Поздравляю!» — Серега хмыкнул.
Петр Иванович промолчал, продолжая вспоминать доклад Гаврюхина.
3«…Сегодня я еще не могу назвать точную причину этого явления, но, исходя из статистики и основываясь на собранных мной материалах, напрашивается вывод, что детские субличности чаще всего сохраняются у лиц, склонных к интеграции. Корреляция прослеживается настолько четкая, что детсубы у взрослых можно считать одним из признаков вышеупомянутой склонности к синтезу, которую лично я считаю не расстройством, как подавляющее большинство моих коллег, а естественной вариацией человеческого сознания, я бы даже сказал, его новым эволюционным скачком…»
Что ж, из доклада профессора Гаврюхина следовало, что я всегда имел склонность к синтезу, раз у меня был Коленька. «Эволюционный скачок»… Мне что, от этого легче?
Кластеры на небесах! Почему это случилось со мной? У меня было девять субов, почти норма. До первого оптимального числа, естественного, как количество пальцев на руках или ногах, действительно не хватало одной личности, но что ж я мог поделать, так уж вышло.
«Где твой десятый?»
Зачем ненормальный старик задал этот вопрос? У меня ведь не было десятого суба, и в документах значилось всего девять имен, а на скуловом маркере — девять позиций. Ну да, у меня, конечно, возникало неприятное чувство, когда я вспоминал, что не дотягиваю даже до первой нормы, но откуда об этом мог узнать синтезнутый дед? И для чего он спрашивал — неужели просто издевался?! И как странно, что именно во время его вопроса и началось мое помешательство.
