Марк Твен - Похождения Гекльберри Финна (пер.Ранцов)
Но вот он опять вскочил на ноги, как дикий зверь, и бросился на меня. Долго гонялся он за мной по комнате со складным ножом, называя меня ангелом смерти, грозя убить меня, чтобы я не мог прийти за ним больше. Я убеждал его перестать, говорил ему, что я только Гек, его сынишка Гек, но он хохотал! — какой это был страшный хохот! — бесновался, рычал и все гонялся за мной. Раз я, круто повернув, попался ему под руку, он ухватил меня за шиворот; я уже думал, что пришел мои конец, но, слава богу, мне удалось выскользнуть с быстротой молнии и спасти свою жизнь. Старик так измучился, что упал спиной к двери и сказал, что отдохнет минуточку, а потом уж убьет меня. Нож он положил под себя.
— Теперь усну, — говорил он, — наберусь сил, а после увидим!..
В самом деле он задремал. Я потихоньку взял старый продавленный стул, влез на него и достал со стены ружье. Убедившись, что оно заряжено, я положил его поперек бочки, дулом в ту сторону, где был отец, а сам сел за бочкой, выжидая, когда он проснется. И как медленно, как томительно тянулось время!
Глава VII
Жизнь в лесу. — План бегства. — На свободе!
— Вставай! Что с тобой?
Я раскрыл глаза и оглянулся кругом, не понимая, где я. Солнце уже давно взошло, а я все это время крепко спал. Отец стоял надо мной; вид у него был сердитый и нездоровый.
— Зачем ты взял ружье? — спросил он.
Я сообразил, что он, вероятно, не помнит вчерашнего.
— Ночью кто-то хотел забраться сюда — я и караулил…
— Отчего ж ты меня не разбудил?
— Я пробовал, да никак не мог растолкать…
— Ну ладно. Нечего тут валяться по-пустому целый день. Ступай-ка лучше посмотри, не наловилось ли рыбы к завтраку. Я вернусь сию минуту.
Он отпер дверь, и я побежал на берег. Начиналось половодье. По реке плыли обломки дерева — брусья, сучья и разная дрянь. Какое славное времечко! Июньский разлив всегда был для меня счастливым событием: как только он начинался, по реке плыло много досок, обломков, бревенчатых плотов, иной раз по двенадцати бревен вместе: мне стоило только ловить их и продавать в дровяные склады или на лесопильню.
Я пошел вдоль берега, одним глазом наблюдая, не идет ли отец, а другим посматривая, нельзя ли чем поживиться на реке. Вдруг вижу, плывет лодка — прелесть что за лодка! Длиной в тринадцать-четырнадцать футов и сидит на воде так гордо, словно лебедь. Я кинулся в воду как лягушка, не снимая платья, и поплыл к ней. Я так и ждал, что кто-нибудь непременно лежит на дне ее — лодочники так часто делают ради шутки, а когда мальчишка начнет тянуть к себе лодку, ее владелец выскочит оттуда и давай трунить над ним. На этот раз, однако, этого не случилось. Лодка была пустая, без всякого сомнения; я влез в нее и поплыл к берегу. Ну, думаю, обрадуется старик, когда увидит! Ведь лодка-то стоит долларов десять! Но когда я добрался до берега, отца еще не было видно; я провел лодку в маленькую, закрытую бухточку, окаймленную кустарником и диким виноградом, и мне пришла в голову новая мысль: спря-чу-ка я хорошенько свою находку и вместо того, чтобы бежать лесом, поплыву вниз по реке миль за пятьдесят и остановлюсь где-нибудь в безопасном месте — все же это лучше, чем бродить пешком.
До лачуги было недалеко, и мне показалось, что я слышу шаги моего старика; но лодку я успел-таки спрятать и выглянул из-за купы ив, — вижу, старик спускается по тропинке и целится из ружья в птицу. Должно быть, он ничего не заметил.
Когда он подошел ко мне, я притворился, что очень занят — караулю свои удочки. Он немножко пожурил меня за то, что я так замешкался, но я отвечал, что нечаянно свалился в воду. Я боялся, что он будет приставать ко мне с расспросами, увидав, что я весь мокрый. Мы сняли с удочек пять рыбин и отправились домой.
Пока мы отдыхали после завтрака, я размышлял про себя, какое придумать средство, чтобы отец и вдова не могли выследить меня. Это было бы вернее, нежели положиться на счастье и надеяться, что они меня не скоро хватятся и не успеют догнать. Покуда я не мог придумать ничего путного, между тем отец встал на минуту напиться воды и сказал мне:
— В другой раз, коли услышишь, что кто-нибудь бродит вокруг избушки, смотри, разбуди меня, слышишь? Не для добра он здесь шатается. Я его пристрелю. Так разбуди же меня непременно!
Он опять завалился спать, но его слова навели меня на очень удачную мысль. Я нашел средство устроить так, что никто и не подумает гнаться за мной.
Часов около двенадцати мы вышли из лачуги и пошли вдоль берега. Течение было очень быстрое, уносившее пропасть досок и лесу. Вдруг видим: плывет часть бревенчатого плота — двенадцать бревен, скрепленных вместе. Мы подъехали на ялике и причалили плот к берегу. После этого мы пообедали. Всякий другой на месте отца выждал бы до конца дня, чтобы поживиться еще чем-нибудь, но он был не из таких. Для него дюжины бревен достаточно для одного раза — ему не терпелось сейчас же отвести их в город и продать. И вот около половины третьего он запер меня, сел в ялик и поехал с плотом на буксире. Я был уверен, что в эту ночь он не вернется. Я подождал некоторое время, потом вытащил пилу и принялся подпиливать бревно в стенке. Прежде чем он успел переправиться на другой берег, я выкарабкался вон через свою лазейку.
Потом, захватив мешок с мукой, я перетащил его в то место, где была спрятана моя лодка, как и кусок свинины, и бутыль с водкой; взял я также весь запас кофе и сахару, что был в доме, и все огнестрельные припасы, взял бадью и флягу, взял жестяное блюдце с чашкой, старую пилу, оба одеяла, котелок и кофейник; прихватил удочки, спички и остальное все, что стоило хоть грош. Словом, обобрал хижину дочиста. Мне нужен был топор, но в избушке был всего один, на дровах, его я не хотел брать, на это у меня были свои причины. Под конец я взял и ружье — теперь все было готово!
Я таки порядочно наследил, вползая в нору сто раз и вытаскивая столько вещей. Поэтому я исправил это, как мог, снаружи, замел свежие следы и скрыл опилки. Потом уложил на место выпиленную часть бревна, подпер ее камнями снизу, так как бревно не совсем касалось земли. Да и кто станет рассматривать, что бревно подпилено на задах лачуги? Туда никому и в голову не придет заглянуть.
Вплоть до самой лодки тянулось место, сплошь заросшее травой, так что я не оставил следов, Уладив все это, я постоял на берегу, глядя на реку: все благополучно, никого не видно. Захватив ружье, я пошел в лес охотиться на птиц; вдруг вижу дикого поросенка; свиньи быстро дичают в этой глуши, как только убегут с фермы. Я пристрелил зверька и унес его с собой.
Потом я взял топор и принялся выбивать дверь. Не просто было одолеть крепкий дуб! Покончив с этим, я поднес поросенка вплотную к самому столу, разрубил ему горло и положил на землю, чтобы вытекла кровь, — я говорю «на землю», потому что досок там не было, а просто плотно притоптанный земляной пол. Затем я отыскал старый мешок, набил его крупными камнями — сколько хватило сил тащить — и поволок тяжесть от лужи крови к двери и дальше по лесу до самой реки, сбросил его в воду, и он тотчас же пошел ко дну. С первого же взгляда можно было догадаться, что какую-то тяжесть тащили по земле. Жалко, что не было со мной Тома Сойера — ему, наверное, понравилось бы это приключение, и он внес бы в это дело свою фантазию; никто не может сравниться в штуках такого рода с Томом Сойером.
