Том Шервуд - АДОНИЯ

— Позовите Давида, — сказал ребе и, слегка поклонившись Иерониму, добавил: — будем считать.

Несуетная, неброская торжественность воцарилась в кабинете-конторке ребе Ицхака: безмолвное ликованье. Давид, невысокого роста толстячок с бородой, едва только тронутой седыми нитями, с лицом, поразительно схожим с лицом отца, пересчитывал количество монет в столбиках, затем — количество самих столбиков, а ребе, сидя за своим столом, на большом листе плотной бумаги выводил аккуратные маленькие цифры.

Подсчёт закончился. Ребе начертал итоговую сумму, провёл под ней ровную тонкую линию и, взглянув на in quarto Люпуса, глубоко, уважительно кивнул головой.

— Не желаете отобедать? — спросил он кивнувшего ему в ответ Люпуса. — Вы часок проведёте в столовой, а я часок проведу здесь. Мне, как вы понимаете, предстоит очень сложное дело: подсчитать — какие проценты мне нужно будет вам вернуть вместе с вашим золотом, и в какой срок.

(В эту минуту в кабинет, быстро, не постучавшись, вошёл ещё один посетитель.)

— Охотно и с благодарностью отобедаем, — склонил голову патер. — И то, что главный вопрос мы решим уже сегодня, — искренне радует.

Ребе позвонил; дверь приоткрылась и показался уже знакомый мальчик. Он выслушал поручение и сделал жест двум гостям следовать за ним. Люпус посмотрел на Филиппа, тот поклонился и, с видимой неохотой сняв с шеи затейливый ключ, протянул его Давиду. Но принял ключ не Давид, а тот самый новый посетитель — высокий, худой, слегка сутуловатый молодой человек.

— Это Мосий, — видя, что Филипп не отпускает из своей руки конец цепочки, поспешно сообщил ребе: — Он хранит мои деньги, а теперь и ваш сундук тоже.

Филипп уступил ключ, ещё раз поклонился и вышел вслед за направившимся к двери патером.

— Мосий — своего рода начальник охраны, — шепнул он Люпусу, когда они сидели за обеденным столом.

— Это очевидно, — кивнул ему Люпус. — А вот что он скрывает — сможешь ли уловить?

— Мне кажется, — Филипп уставил задумчивый взгляд в пространство, — он волк-одиночка. И охраняет он ребе лишь до той поры, пока не сожрет и самого ребе, и его деньги.

— Точно! — не без удовольствия посмотрел на него патер. — Кто такой ребе? Трудится. Кормит семью. Помогает родственникам и друзьям. Молится, ест, спит. А вот Мосий — тот крови не забоится. Наш человек.

— Хорошо бы его как-то задеть, — с хищным азартом улыбнулся Филипп, — увидеть, насколько зол и до какой степени сдержан.

— Да, интересно, — едва заметно улыбнулся довольный учитель.

Они быстро отобедали и, не выжидая завершения оговорённого часа, позвали мальчика-служку отвести их к хозяину дома.

— Ещё минутку, пожалуйста, — сказал им ребе, когда они вернулись в его кабинет, и продолжил что-то азартно обсуждать со своими помощниками на древнееврейском.

Люпус снова занял трон, а Филипп с равнодушно — отвлечённым лицом встал у стены.

Минутка затянулась на добрые полчаса. Наконец, перейдя на английский, ребе сказал:

— Мы обсудили дело. Собственно, я придумал его тому уже много лет. Вот только до сих пор у меня не было достаточно денег.

Люпус молчал, с демонстративной почтительность слушал.

— Я могу, — сидя за своим столом, широко развёл руки Ицхак, — гарантировать вам пятьдесят процентов. То есть, если вы предоставите два таких сундука, то через год я верну вам три.

— Я могу, — с той же интонацией произнёс Люпус, — предоставить четыре таких сундука. С тем, чтобы через год получить шесть. Но у меня есть условие.

— Разумеется, — вздохнув, качнул кипой ребе. — Я слушаю.

— На четыре сундука мне нужна ваша долговая расписка, а на те два, что составят предполагаемую прибыль, — ваш вексель для предъявления в финансовый дом Соломона из Любека.

Сказал — и кротко сложил руки на животе. На минуту воцарилась тишина, только с тем же надрывным гудом билась в потолок залетевшая в конторку синяя муха.

— Но! В таком случае… — вдруг воскликнул высоким и напряжённым голосом Мосий.

— Кто тебе сказал, что ты можешь говорить? — вдруг чётко и резко выговорил Филипп, и взгляд его заставил высокого сутуловатого хранителя денег захлебнуться и замолчать.

— Простите моему казначею его бестактность, — улыбнувшись, беспечно протянул Люпус. — Он ревнует к золоту, с которым расстался.

— Его замечание вполне уместно, — наклонив кипу, сказал ребе. — Мосий, запомни на будущее: когда двое говорят о важном, третий безмолвствует.

А затем невозмутимо договорил оборванную фразу, обращаясь уже Люпусу:

— В таком случае вы уже в ближайшие дни заберёте два сундука монет у Соломона.

Люпус молча кивнул. Ребе, не отводя от него глаз, произнёс:

— Я согласен.

Затем вытянул ящик стола, достал из него бланк векселя, но, прежде чем начать писать, что-то коротко сказал помощникам — на том самом, неразборчивом, секретном языке. Но первым ринулся выполнять его указание утративший вдруг отрешённость Филипп! Он быстро подошёл к сундуку, крепко взялся за скобу и, повернув лицо к Давиду и Мосию, сказал на древнееврейском:

— Никха на яхад![9]

Словно запнувшись, замер на месте Мосий. Растеряно посмотрел на отца Давид. И заметно побледнел за своим столом старый ребе Ицхак.

Филипп, как бы подбадривая, пару раз со звоном дёрнул скобу. Ребе кивнул. Давид и Мосий приблизились, ухватили скобы на втором торце сундука. Натужно выдохнув, носильщики подняли сундук и потащили к неприметным дверям в дальней стене кабинета ребе.

Ицхак сидел, сокрушённо качая головой. Наконец, не глядя на безмолвствующего на своём троне Люпуса, произнёс:

— В большие, наверное, деньги встал учитель древнееврейского? В глаза бы посмотреть бы этому иудею. — И, с усилием приподняв и опустив плечи, добавил: — Давно я не делал подобных ошибок.

Затем, глухо кашлянув, продолжил:

— Ну, если наша тайна перестала быть тайной, мне выгоднее самому рассказать о подробностях.

Люпус слегка подался вперёд и стал внимательно слушать.

— Мы обрушим суконный рынок, — сказал ребе. — Мы одним разом закупим громадную партию сукна в портовых складах и цейхгаузах. Затем рядом с каждым крупным продавцом сукна в каждом городе мы откроем свои суконные лавки. Молодых родственников и надёжных служек у меня хватит. Да, откроем. И станем продавать сукно по цене более низкой, чем у соседей. Продавцы вынуждены будут также снизить цену — и мы тут же снизим её ещё больше. Думается, несколько месяцев придётся торговать в полный убыток, покупая сукно в цейхгаузах за пять фунтов за штуку, а продавая за четыре, потом за три, а потом и за два. Вот на это пойдут ваши деньги, а также мои — сколько сумею собрать.