Сергей Алексеев - Утоли моя печали
У этого сильного человека вдруг задрожали руки и губы. Он готов был расплакаться! И чтобы не выдавать своих чувств, выхватил из луковой косы на стене крупную луковицу и стал есть, с хрустом, как репу.
– Дайте-ка и мне! – весело сказал Бурцев, чтобы подыграть хозяину. – Я страсть как люблю лук.
– Смотри, горький! – предупредил генерал. – Слезу махом вышибает.
– Ничего, я с хлебом!.. Так что же там стало твориться?
– Что-что… Дети заревели! – сказал Непотягов, вытирая глаза. Ребятишки в Центре завелись. Я слышу – понять не могу, а в ихнюю лабораторию мне допуска нет, чужая епархия. Административно-то они вроде бы мне подчиняются, эти голубые, а по роду деятельности своей хрен знает кому. Полномочия были у меня большие, в том числе и прокурорские. Я сначала бабенок всех в Центре собрал, спрашиваю, откуда ребятишки? Кто наплодил?.. Они клянутся-божатся: не грешны, батюшка! Как это, не грешны, а дети есть?.. Ну, в общем, собираю Широколобых из грязной зоны – и тот же вопрос.
– Грязная зона – это что? – спросил Бурцев, пользуясь паузой, пока генерал разливал коньяк.
– Вроде как радиоактивная, для того чтобы наши нос не совали туда. Отмазка такая была, легенда… Но она правда грязная. Потому что грязные дела там творятся до сих пор. – Он выпил, заел коньяк луковицей. – фабрика мертвых душ!
– Как это понимать? – Бурцев ощутил озноб от последних слов генерала, но тот замолчал, справился с собой и снова обрел тяжелую внутреннюю силу.
Сергей уже начинал чувствовать себя неловко, от молчания набычившегося хозяина становилось страшно.
– Хочешь сам посмотреть? – вдруг спросил генерал. – Чтоб вопросов больше не задавал? Потому что про фабрику эту рассказывать нельзя, нормальная душа сама мертветь начинает… Поехали!
Он сорвал с вешалки куртку, заметался по дому, как смерч, опрокидывая стулья и сшибая с многочисленных полок детские игрушки. Наконец нашел что искал – кепку. Натянул ее на седую голову.
– Поехали, прокуратура! Пока душа горит!
Taken: , 13
Уйти от глаз негласного надзора оказалось довольно легко, генерал Непотягов отработал целую методику, как обдурить лукавых невидимых стражников. Отыскав свою кепку, он переставил на магнитофоне катушку и пошел провожать Бурцева до машины. Там стал тискать, обнимать, дышал в лицо луком и говорил:
– Отъедешь на соседнюю улицу, остановись возле водочных палаток и жди. Я им сейчас музыку включу и приду.
Он и явился минут через двадцать в каком-то рабочем халате, подшлемнике, с фингалом – не узнать, если бы не голос. В машине он стащил с себя камуфляж, стер лиловую краску под глазом и, обернувшись, погрозил кулаком в заднее стекло:
– А, мировая шпана! Суки, вот вам! Потом достал из кармана кепку, надвинул на лоб и добавил:
– Развлечения на старости лет, мать их в задницу. Из дому не выйти…
И, как завзятый штурман, стал задавать курс, куда ехать. Дорога заняла часа три – Центр оказался далеко от Апрелевска. Долго ехали по московской кольцевой, затем на развязке свернули на Ярославское шоссе, за Мытищами сошли с него вправо и уехали в подмосковные леса. Километров через пятнадцать генерал приказал остановиться и вышел на пустынный асфальт. Потоптался взад-вперед, покрутил головой, пожал плечами.
– Ничего не пойму! Я тут двадцать пять лет ездил каждый день! И всегда шлагбаум стоял, первая полоса запретной зоны.
– Может, не там свернули? – предположил Бурцев. – Не мудрено…
– За кого меня принимаешь? Тут солдат должен стоять, внутренних войск. И кричать «хенде хох»… Сигаретами угощал. Отсюда моя вотчина начиналась.
Чтобы справиться с приступом ностальгии, он выматерился, хлопнул дверцей.
– Поехали! Сейчас я спрошу!
Через пару километров впереди показался высокий забор и решетчатые ворота со звездой и вывеской «в. ч. 35714, стройбат». Бурцев подъехал вплотную и посигналил – никто из будки не появился.
– Уснули, что ли? – заворчал генерал и полез из машины.
Калитка оказалась незапертой. Они прошли за ворота, и тут стало ясно, что они не заперты – открывай и заезжай, а каменная будка КПП вообще пустая.
– Песец империи! – определил генерал. – И Центру моему песец.
Из леса вышел тощий грязный солдатик с корзиной, пилотка на ушах, в руке ножик. Остановился, безразлично поглядел на посторонних и пошел через дорогу, рыща по земле глазами.
– Эй, воин! – окликнул его Непотягов. – Ты что делаешь тут?
– Грибы собираю, – отозвался тот и показал корзину, где были маслята. Дождей нет, так плохо идут…
– А где служишь? В этой части?
– Не-а, на точке…
– Где это? Далеко?
– Не-а, близко, за забором. Где радары стоят и антенные поля…
– Сюда, значит, за грибами?
– Не-а. – Он подошел поближе. – Мы тут дачу строим, генералу какому-то, халтура.
– Что же, генерал плохо кормит? Грибы собираешь…
– Дак мы его ни разу не видали. А в красной армии вообще почти не кормят. Шрапнель одна, так с нее пучит. На подножном корму.
– Так тут теперь дачи?
– Ну, место – зашибись, лоси ходят. Тайга, как у нас в Сибири.
– А тут что за часть была? – весело поинтересовался генерал и прикурил сигару трясущимися руками.
– Дай закурить, так скажу!
Непотягов достал сигарету, солдатик обтер руки о штаны, бережно взял, прикурил от сигары.
– А вы кто, мужики? Туристы, что ли?
– Нет, брат, мы американские шпионы, – усмехнулся генерал и вытер платком глаза, высморкался. – Видишь, с сигарой.
– Ага, – сказал солдатик. – Только рожи рязанские… Тут какой-то центр правительственной связи был. Наши радары к нему относятся…
– Проехать-то нам можно? Не поймают?
– Здесь ничо, езжайте. Дальше только упырь стоит, не пропустит. Слышь, дед, дай еще парочку сигарет, а?
Генерал вынул две сигареты, вложил их в руки солдатику и пошел к машине крупным шагом.
По лесной асфальтовой дороге они проехали с километр, Непотягов попросил остановиться, достал из сумки нераспечатанную бутыль коньяка и сделал несколько глотков.
– Теперь езжай, – разрешил. – А то на ходу не могу, захлебываюсь и горлышко по зубам стучит.
Скоро впереди показался еще один забор, дощатый, но на каменных столбах, с колючей проволокой по верху и с угрожающими надписями «Запретная зона!».
– Вот оно, мое детище, – сказал генерал. – Смотри, прокуратура. Вот из-за этого клочка подмосковного леса мировая шпана двадцать пять лет делала в штаны и на Земле был мир. Не дипломаты его хранили, не мидаки со Смоленской площади, а я, простой русский офицер. И вот этот старый костромской мужик, который сейчас выйдет из караульного помещения.
Из-за стальной двери действительно появился, возможно, и костромской, молодой краснорожий омоновец в бронежилете, каске и с автоматом на животе. Встал, как фашист, на широко расставленных ногах, повел глазами по номеру автомобиля, затем стволом.