Бродяги Севера - Джеймс Оливер Кервуд
Но вот наконец миновала и ягодная пора. Наступил октябрь. Ночи стали очень холодными, случалось, что солнце не выглядывало по целым дням. Небеса помрачнели, и по ним ползли тяжелые облака. На вершинах гор снег становился все глубже и там, на высоте, уже больше не таял.
Снег выпал и в долине. Сначала только-только застелил землю белым ковром, на котором у Мусквы мерзли лапы. Снег этот пролежал недолго.
С севера задули холодные, сырые ветры. Монотонная музыка летней долины сменилась теперь заунывным воем ветра по ночам, тоскливым скрипом деревьев. И Мускве казалось, что весь мир становится другим.
В эти холодные, сумрачные дни Мускву особенно удивляло, что Тэр не уходит с ветреных склонов, – ведь ничего же не стоило взять да укрыться в низинах. И Тэр, если он вообще пускался в объяснения с ним, вероятно, сказал медвежонку, что зима уже не за горами и что эти склоны – их последние кормильцы. Ягод в долинах уже не осталось и в помине, трава и коренья – что это за еда в такую пору… Им нечего сейчас попусту терять драгоценное время на поиски муравьев и гусениц, а вся рыба ушла в глубокие воды. В эту пору карибу становится чутким на запахи, как лиса, и быстрым как ветер. И только на этих склонах еще можно кое-как пообедать сурками и гоферами – таков обед голодного времени. Тэр выкапывал их из земли, и Мусква изо всех сил помогал ему. Не раз им приходилось выбрасывать целые вагоны земли, прежде чем они добирались до уютных зимних квартир, где спало семейство какого-нибудь сурка. А иной раз им приходилось целыми часами копать, пока сцапаешь трех-четырех маленьких гоферов, которые не больше красной белки, но зато жирны просто на диво.
Так они прожили конец октября и встретили ноябрь. Вот теперь снег, холодные ветры и яростные метели, идущие с севера, взялись за дело всерьез. Пруды и озера затянуло льдом. А Тэр все еще оставался на склонах гор. У Мусквы по ночам зуб на зуб не попадал от холода, и ему казалось, что солнце так больше никогда и не засияет по-прежнему.
В один прекрасный день, примерно в середине ноября, Тэр вдруг бросил откапывать семейство сурков, спустился в долину и с самым деловитым видом направился на юг. Когда они тронулись в путь, то находились в десяти милях от каньона, лежащего выше грязевого бассейна. Но великан гризли шагал так быстро, что они добрались туда еще засветло.
Два следующих дня Тэр, казалось, перестал интересоваться всем на свете. Пищи в этом каньоне не водилось никакой, а Тэр слонялся возле скал, прислушиваясь да принюхиваясь, и вообще вел себя, с точки зрения Мусквы, более чем странно. В разгар второго дня Тэр задержался у сахарных сосен, земля под которыми была устлана опавшей хвоей, и принялся поедать ее. Хвоя не пришлась Мускве по вкусу, но что-то подсказывало медвежонку, что надо делать то же, что и Тэр, и он начал подбирать хвою язычком и глотать, понятия не имея, что это сама мать-природа заканчивает их последние приготовления к долгой спячке.
Было уже четыре, когда они подошли к входу в глубокую пещеру, ту самую, в которой Тэр появился на свет. Здесь гризли снова задержался, принюхиваясь по привычке. Темнело. Над каньоном завывала снежная буря. Щиплющий ветер то и дело налетал с горных вершин. Небо было черным, валил снег.
С минуту гризли постоял, по плечи засунув голову в пещеру. Потом вошел, а за ним и Мусква. Глубоко-глубоко в пещере они пробирались в такой темноте, что хоть глаз выколи, и чем дальше, тем становилось теплей. Затихало завывание ветра, пока не превратилось в еле слышное бормотание.
Еще полчаса возился Тэр, прежде чем устроился со всеми удобствами. Мусква свернулся у него под боком. Ему было очень тепло и уютно.
Всю эту ночь бушевала метель. Снег выпал глубокий. Он доверху завалил весь овраг огромными сугробами и накрыл его сверху толстой снежной крышей. Весь мир был погребен под снегом. Наутро не стало входа в пещеру и огромных каменных глыб. Исчезли черные деревья и красный кустарник. Все стало белым и мертвым. Монотонная музыка долины умолкла.
Глубоко в пещере беспокойно шевельнулся Мусква. Потом тяжело вздохнул Тэр. Долго и непробудно спали они после этого. И как знать, может быть, видели сны.
1916
Ба-Ри, сын Казана
Предисловие
С тех пор как вышли в свет две мои книги о животных, «Казан» и «Гризли», я получил сотни писем от друзей живой природы, которые в той или иной степени изучали диких животных, и писем этих было столько, что мне пришло в голову в предисловии к третьей книге своего цикла – «Ба-Ри, сын Казана» – подробнее рассказать, какие стремления и надежды побудили меня писать о живой природе, и раскрыть, на каких фактах основана эта книга и две предыдущие.
Мне всегда претили нравоучения и проповеди на страницах романов. Это все равно что надевать на шею ничего не подозревающего читателя ошейник и силком тащить его по тропам, которые ему, возможно, совсем не по душе. Но если факты и истины пробуждают в мыслях читателя что-то важное для него, задача решена. На это я и уповаю в моих книгах о природе. Американцы не особенно любят диких животных и никогда их не любили. Мы как нация гоняемся за Природой с ружьем.
Читатель спросит, какое я имею право жаловаться, если сам признаюсь, что истребил немало диких зверей? Никакого, заверяю вас. У меня двадцать семь стволов, и я стрелял из всех до единого. Я не отрицаю, что внес свою лепту в истребление дикой природы и даже сверх того. Но это не приуменьшает важности урока, который я усвоил, а урок этот заключается в убеждении, что, если бы мальчики и девочки, мужчины и женщины могли проникнуть в обиталища диких зверей и птиц и разделить с ними их жизнь, понять, как они строят свои
