Бродяги Севера - Джеймс Оливер Кервуд
Некоторое время он сидел так и грустно всхлипывал. Но не делал дальше ни шагу. Медвежонок не сомневался, что друг, которого он уже успел полюбить, скоро вернется. Он всегда возвращался и еще ни разу не обманул ожиданий медвежонка. Затем Мусква пустился на поиски клейтонии и кандыка, стараясь при этом не отходить очень далеко от места, где проходила экспедиция.
Весь этот день он провел в лугах, заросших цветами, у подножия склона. Светило солнце, было очень приятно. И он отыскал здесь немало столь милых его сердцу луковиц. Медвежонок рылся в земле и наелся досыта. Днем он соснул.
Но когда солнце стало садиться и тяжелые тени гор надвинулись на долину, погрузив ее в темноту, ему стало страшно. Что там ни говори, а ведь он был еще всего-навсего медвежонком в самом младенческом возрасте и до сих пор только одну ужасную ночь – ночь после гибели матери – провел один. Тэр заменил ему мать, а потом Ленгдон – Тэра, и до сегодняшней ночи ему еще не привелось по-настоящему почувствовать одиночество.
Он забился в чащу боярышника неподалеку от следа, оставленного экспедицией, и все ждал, настороженно прислушиваясь и принюхиваясь. Ярко засверкали звезды, но сегодня их красота не могла выманить медвежонка из его укрытия. И только на рассвете он, осторожно крадучись, выбрался из своего убежища.
Солнце снова приободрило его и сделало смелей, и он побрел обратно, через долину. Запах, оставленный прошедшими здесь накануне лошадьми, становился все слабей и слабей и вот наконец совершенно исчез. Этот день Мусква питался травой и несколькими корешками кандыка.
Ночь застала его на вершине склона, по которому экспедиция проходила из долины, где побывали Тэр и Исквау. Медвежонок устал, живот у него подвело от голода, и в довершение всего он окончательно заблудился. Эту ночь он проспал в дупле поваленного дерева.
На следующий день отправился дальше и много еще дней и ночей бродил по долине в полном одиночестве. Он прошел неподалеку от озерца, возле которого они с Тэром повстречали старого гризли, с жадностью обнюхал рыбные кости и горестно всхлипнул.
Проходил он и по берегу глубокого, темного озера. Снова довелось ему увидеть птиц, пролетающих как тени в лесном сумраке. Проходил по плотине, построенной бобрами. А две ночи проспал по соседству с запрудой, образованной упавшими деревьями на том самом месте, откуда не так давно он следил за Тэром, который ловил рыбу. Он уже почти забыл Ленгдона, думал больше о Тэре и вспоминал о матери. Так, как сейчас он скучал по ним, он никогда не скучал по человеку. Дикая натура Мусквы взяла свое.
Только в начале августа очутился он у края долины и перевалил через тот самый склон, на котором Тэр впервые услышал гром ружей белых людей и где впервые пули ужалили его. Медвежонку частенько приходилось укладываться спать на пустой желудок, но за эти две недели он заметно вырос и уже не боялся темноты.
Мусква прошел по глубокому, не знающему солнечного света каньону, который начинался выше грязевой лечебницы Тэра. И так как отсюда можно было выбраться только одним путем, то он наконец очутился наверху, у выхода из ущелья, через которое когда-то прошел раненый Тэр, а следом за ним его преследователи: Брюс и Ленгдон. Но вот и родные места, его дом: внизу распростерлась вторая долина.
Само собой разумеется, медвежонок не узнал ее. Все, что он здесь видел, было совершенно незнакомо ему. Но долина была так прекрасна, полна такого изобилия и столько в ней было солнечного света, что медвежонок не спешил выбираться из нее.
Ему попадались целые заросли клейтонии и кандыка. А на третий день своего пребывания в долине он впервые самостоятельно убил живую дичь.
Мусква чуть не наступил на маленького, не больше красной белки, сурчонка. Зверек не успел удрать, и медвежонок схватил его. Попировал Мусква на этот раз на славу.
Только еще через неделю прошел он по пойме ручья возле того самого склона, на котором погибла его мать. И если бы он поднялся на вершину склона и прошел по его гребню, то увидел бы ее кости, дочиста обглоданные зверьем и птицами.
Еще через неделю медвежонок оказался на небольшом выпасе, где Тэр задрал сначала карибу, а потом черного медведя.
Теперь-то Мусква понял, что он дома!
Дня два не отходил он от этой арены былого сражения и пира дальше чем на двести ярдов. И день и ночь медвежонок ждал появления Тэра. Потом в поисках пищи пришлось уйти подальше, но каждый день в тот час, когда тени, отбрасываемые горами, начинали удлиняться, он неизменно возвращался к чащице, где они с Тэром устроили когда-то свой продовольственный склад. Тот самый, который был так по-мародерски разорен и осквернен черным медведем.
Однажды в поисках кореньев он забрел очень далеко и находился примерно в полумиле от места, которое стало теперь его домом. В тот момент, когда чья-то огромная тень неожиданно упала на него, он обнюхивал подножие скалы. Медвежонок поднял глаза и с полминуты стоял как громом пораженный. Сердце его стучало и прыгало так, как никогда еще в жизни. Перед ним стоял Тэр!
Великан гризли стоял неподвижно, как и медвежонок, и спокойно разглядывал его. Тогда Мусква с восторженным щенячьим визгом подбежал к нему. Тэр опустил огромную голову. Еще с полминуты оба простояли неподвижно, нос Тэра уткнулся в пушистую спину медвежонка. А потом Тэр, будто Мусква никогда и не терялся, как ни в чем не бывало зашагал вверх по склону, и счастливый медвежонок отправился следом за ним.
С тех пор много дней прошло в удивительных путешествиях и роскошных пирах. Тэр показал Мускве тысячу новых мест в обеих долинах и в разделяющих их горах. Были дни удачной рыбной ловли. Еще один карибу был убит в горах. Мусква все больше толстел и прибавлял в весе. К середине сентября он уже был ростом с большую собаку.
Затем появились ягоды, и Тэр знал, где их искать. Сначала в низинах поспела дикая малина, затем мыльнянка. А за ними – ни с чем не сравнимая черная смородина. Она росла в глубине леса, в холодке,
