Балтийское небо - Николай Корнеевич Чуковский
Один только маленький вихрастый Миша Карякин балагурил и пел наперекор судьбе. В его постоянной веселости был вызов. Просыпаясь, он хитро щурил свои по-монгольски прорезанные глазки и запевал:
К «ишаку» подходит техник,
Нежно смотрит на него,
Покачает элероном
И не скажет ничего.
И кто его знает,
Чего он качает…
— Ты это оставь, Карякин, — говорил Татаренко. — Про «ишаков» забыть пора.
— Ну, это мы еще посмотрим, — отвечал Карякин. — Как бы не пришлось их вспомнить. Когда увидим, что пора, тогда и забудем.
Они все уже слышали, что будут летать на английских самолетах, но не знали, как отнестись к этому известию. Оно несколько сбило их с толку. Они ждали новых советских самолетов, достоинства которых уже проверены и несомненны. И вдруг… А впрочем, кто их знает… может, английские еще лучше, ведь англичане — изобретательный народ…
— «Харрикейн» по-английски значит «ураган», — объяснил Костин.
Оказалось, что Костин знает английский язык.
— Плохо знаю, — говорил он, словно стесняясь, — но в английской технической литературе кое-как разбираюсь.
О «Харрикейнах» он, конечно, знал больше всех, — вернее, только он один хоть что-нибудь знал о них. Полгода назад он прочел о них статейку в английском авиационном журнале «Эвиэшн» и запомнил некоторые цифры. В статейке «Харрикейны» очень хвалили. А из цифр важнее всех, конечно, были те, в которых выражалась скорость полета.
— Здорово! — сказал Татаренко, когда услышал от Костина, сколько километров в час делает «Харрикейн». — В полтора раза быстрее, чем «И-16»! Тут только одно удивительно — как это немцы отваживаются совершать налеты на Лондон…
Из этой же статейки Костин узнал, что истребители типа «Харрикейн» снабжены моторами «Мерлин-ХХ», изготовленными знаменитой фирмой «Роллс-Ройс».
— Чем же знаменита эта фирма? — спросил Карякин.
— До войны она была знаменита тем, что изготовляла шикарно отделанные автомобили, — ответил Костин. — В рекламах о них писалось так: «„Роллс-Ройс“ — самый дорогой и самый неэкономичный автомобиль в мире».
Эта реклама поразила всех. Татаренко не поверил Костину.
— Какой же смысл в такой рекламе? — спросил он.
— Смысл — в шике, — объяснил Костин. — Автомобиль «Роллс-Ройс» предназначен для богачей и должен служить свидетельством богатства. Дьявольски шикарно иметь самый дорогой и самый неэкономичный автомобиль в мире.
— А самолет у них тоже самый дорогой и самый неэкономичный? — спросил Карякин. Костин нахмурился.
— Не знаю, — ответил он сухо.
Он не любил непроверенных и недостаточно обоснованных суждений.
Они упорно учились переводить футы в метры и метры в футы, потому что приборы на «Харрикейнах» показывали скорость и высоту в английских мерах. Они добились того, что переводили футы в метры совершенно механически, мгновенно. Тем временем на аэродром прибыла радиоаппаратура для новых самолетов. К их удивлению, вся она оказалась советской, изготовленной на советских заводах. Значит, англичане продали нам свои истребители без радиоаппаратуры.
Теперь уже, казалось бы, «Харрикейны» должны были вот-вот прибыть. Но один за другим проходили знойные июльские дни, а «Харрикейнов» всё не было. Их уже надоело ждать, о них уже не хотелось говорить, в них уже перестали верить.
И вдруг с железнодорожной станции позвонили на аэродром, что самолеты прибыли.
На станцию за ними выехали Ермаков, Лунин и инженер полка в сопровождении техников и всех грузовых машин автороты батальона аэродромного обслуживания. Дорога была длинная, лесная, машины подскакивали на корнях; в болотистых местах настланы были гати, и трясло так, что зубы лязгали во рту. И всё же машины, подпрыгивая и гремя, мчались на предельной скорости, — так всем не терпелось повидать новые самолеты.
Но и на станции повидать самолеты не удалось, так как оказалось, что все они упакованы в большие деревянные ящики. Десять ящиков почти кубической формы лежали вдоль железнодорожной ветки. На их белых стенках чернели аккуратные надписи, из которых прежде всего бросался в глаза адрес: «Port Murmansk». Их везли из Англии северным путем, вокруг Нордкапа, через Баренцево море.
Добротный вид этих ящиков на всех произвел впечатление.
Ермаков похлопал по одному из них ладонью и сказал:
— Отличная упаковка!
Инженеру полка тоже, видимо, понравились ящики. Однако он проговорил:
— А доски-то из нашего леса. Лес они у нас получают.
Распаковывать самолеты на станции было бы, конечно, бессмысленно. Их нужно было так, в ящиках, и доставлять на аэродром. Дело это оказалось трудным, сложным и заняло много времени. Пришлось прибегнуть к помощи тягачей и громоздких, построенных плотниками сооружений, напоминавших сани. Первый ящик с самолетом на аэродром прибыл в темноте, при звездах. Решили раскрыть его, когда рассветет.
В эту ночь никто не ложился. Когда солнце показалось на востоке, протянув через весь аэродром длинные тени сосен, плотник аэродромного батальона влез на один из ящиков и принялся осторожно отваливать топором переднюю стенку. Визгнули гвозди, стенка упала. В темной глубине ящика блеснули стёкла самолета. И, подталкиваемый руками техников, первый «Харрикейн» выполз на свет, оставляя темный след в поседелой от утренней росы траве.
Лунин, как и все, жадно глядел на него. Он по опыту знал, как важно первое впечатление от новой машины. Удачную конструкцию почти всегда можно узнать с первого взгляда — по изяществу и выразительности линий. Он вспомнил, как несколько лет назад он впервые увидел «И-16»; тогда «И-16» сразу же поразил его широкой бульдожьей мордой и короткими плоскостями. «У этого цепкая хватка, — подумал он тогда. — Это настоящая боевая машина». Так потом и оказалось.
А в «Харрикейне» не было ничего характерного. Все линии его показались Лунину вялыми и неопределенными. Он был сразу похож на все самолеты и не имел ничего своего, особенного. Однако Лунин не собирался составлять о нем суждение до испытания. «Посмотрим, посмотрим, — думал он. — „Ишак“ устарел, у него скоростенка мала. Если у этого „Харрикейна“ скорость действительно в полтора раза больше, чем у „ишака“, ему любые недостатки можно простить…»
Инженер полка рассматривал мотор, а Лунин влез в кабину, потрогал ручку, осмотрел приборы. В кабине показалось ему тесновато и неудобно. Впрочем, вероятно, это дело привычки… Приборы тоже ему не понравились. Хороша только отделка, много стекла и блестящих металлических частей, а по существу всё это довольно примитивно. Он никак не ожидал найти в английском самолете такие приборы. Однако и с этими приборами можно летать. А вот вооружение… Вооружение на «Харрикейне» было явно слабее, чем на «И-16». Нет, с таким вооружением против «Мессершмитта» и сунуться нельзя…
— Вы на вооружение не смотрите, Константин Игнатьич, — сказал Ермаков, стоявший рядом с самолетом
