Джеймс Роллинс - Амазония
Сосредоточившись на состоянии брата, Келли не заметила, как туннель подошел к концу. Внезапно извилистый ход оборвался точно таким проемом, какой они видели при входе в основании гигантского ствола. Но вместо того чтобы вывести их на свет, этот проем открывался в сводчатое помещение с круглым, как блюдце, полом.
Келли озирала его внутреннее убранство, освещенное теми же грубыми прорезями в изогнутых стенах. Сферический зал был не меньше тридцати ярдов в поперечнике – гигантский пузырь, возникший в дереве. Он наполовину выпячивался за пределы основного ствола.
– Словно чудовищный галл, – произнес Коуве, подразумевая наросты на листьях и побегах дубов и прочих деревьев, создаваемые насекомыми и некоторыми другими паразитами.
«Верно подмечено», – согласилась про себя Келли. Только в этом галле обитали вовсе не насекомые. Вдоль гнутых стен на колышках висели плетеные гамаки – не меньше дюжины. На некоторых лежали, разметавшись, обнаженные туземцы. Другие бан-али сновали вокруг. У них были заметны признаки всевозможных увечий: забинтованная нога, рука с наложенной шиной, разбитая бровь.
У Келли на глазах один индеец прикладывал раненому с длинным порезом на груди какую-то пастообразную массу, а тот морщился.
Келли тотчас поняла, куда попала.
Перед ней была больничная палата.
Низкорослый индеец стоял в нескольких шагах от пришедших, всем своим видом выражая нетерпение. Затем он указал на пустующий гамак и затараторил на неизвестном языке.
Провожатый ответил кивком и взял курс на нужный гамак. Профессор Коуве по пути пробормотал:
– Если не ошибаюсь, это диалект языка яномамо.
Келли вопросительно посмотрела на него, уловив потрясение в его голосе.
– Язык яномамо не имеет аналогов, – пояснил профессор. – Его речевые модели и тональные структуры стоят особняком среди прочих. Настоящий лингвистический уникум. Это одна из причин, по которой яномамо считаются одним из амазонских племен-прародителей. – Он взволнованно разглядывал собравшихся в зале. – Судя по всему, бан-али – их потомки, потерянное племя яномамо.
Келли машинально кивала. Ей было не до профессорских теорий – она пристально следила за состоянием Фрэнка.
Под присмотром индейца-пигмея мужчины опустили носилки и перенесли Фрэнка в гамак. Келли встревоженно согнулась над братом. Перевалка растормошила Фрэнка, и он тихо застонал, заметался. Видимо, снотворное переставало действовать.
Келли потянулась к аптечке, лежащей на опустевших носилках, но не успела забрать шприц и морфий, как лекарь-пигмей выкрикнул подручным какие-то приказания. Проводник вместе с другим туземцем достали маленькие костяные ножи и принялись ослаблять повязки на культях Фрэнка.
– Так нельзя! – воскликнула Келли, поднявшись во весь рост.
Индейцы как будто не замечали ее. Они занимались насквозь промокшими бинтами. Кровь полилась интенсивнее.
Келли бросилась к гамаку и схватила одного из туземцев за локоть.
– Стойте! Вы не знаете, что творите! Давящие повязки еще не готовы! Ему нужно переливание, иначе он истечет кровью до смерти!
Индеец вырвался из ее рук и хмуро покосился на Келли. Вмешался Коуве.
– Она наш лекарь.
Видимо, услышанное озадачило туземца, потому что он перевел взгляд на своего шамана.
Малорослый индеец присел у покатой стены в изголовье гамака. Держа в руке миску, он собирал в нее густой сок, стекающий по выдолбленному в стене желобу.
– Я здесь лекарь, – произнес человечек. – Это лекарство бан-али. Остановить кровь. Хорошее лекарство от Ягги.
Келли посмотрела на Коуве.
– Ягга… Это похоже на «якка», – расшифровал он, – что значит «мать» на языке яномамо. – Коуве обвел взглядом комнату. – Должно быть, они так называют это дерево; ему же и поклоняются.
Шаман бан-али встал вместе с миской, наполовину полной красноватого сока. Затем он подтянулся и перекрыл ток, закупорив деревянной пробкой отверстие в желобе.
– Хорошее лекарство, – повторил он, приподняв миску и направляясь к гамаку. – Кровь Ягги остановить кровь человека.
В его устах это звучало как народная мудрость, перевод древнего изречения. Он знаками показал помощнику, чтобы тот отрезал одну из повязок.
Келли снова открыла рот для протеста, но профессор предупреждающе сжал ее руку.
– Собирайте свои капельницы и перевязочный материал, – шепнул он. – Будьте наготове, но сперва поглядим, на что способно это лекарство.
Келли подавила возражения, вспомнив индейскую девочку в Сан-Габриеле и то, как западная медицина не оправдала себя. Она решила, что на мгновение уступит бан-али, доверившись не столько коротышке шаману, сколько Коуве. Она бросилась к аптечной сумке и стала рыться в ней, привычным жестом нащупывая бинты и физраствор. Когда Келли подготовила все необходимое, ее взгляд скользнул по ближайшему желобу для сока. «Кровь Ягги». Закупоренный ход темной полосой просвечивал сквозь древесину, пролегая от устья желоба к потолочному своду. Келли заметила и другие ходы, причем каждый таким же темным каналом вел к соответствующему гамаку.
Держа в руке бинт, она стояла и смотрела, как отдирали окровавленные повязки Фрэнка. Как сестре, а не доктору, Келли сделалось дурно при виде осколков костей, рваных краев мышц и мешанины растерзанных тканей. Обильно струящаяся кровь со сгустками омывала зияющую рану и сочилась на пол сквозь сетку гамака.
Келли вдруг стало трудно дышать. Окружавшие звуки казались и тише, и одновременно резче. Ее внимание было приковано к неподвижно лежащему телу. Разумом она пыталась убедить сама себя, будто с Фрэнком все будет хорошо, но в душе знала правду. Брат обречен. Ее глаза наполнились слезами, они душили ее.
Видя Келли в таком горе, Коуве обнял ее за плечи.
– Господи, помоги… – рыдала она.
Шаман бан-али осмотрел ножной обрубок. Взгляд его был хмурым. Затем он зачерпнул полную ладонь тягучего сока цвета портвейна и шлепнул на рану.
Реакция последовала незамедлительно, и притом самая бурная. Культя Фрэнка резко вздернулась, словно от электрошока. Он исторг дикий, нечеловеческий вопль, хотя и был в обмороке.
Келли кинулась к брату, вырвавшись из рук профессора.
– Фрэнк!
Шаман покосился в ее сторону. Он пробубнил что-то по-своему и ретировался, позволяя ей выйти вперед.
Она дотянулась до брата, схватила его за руку. Однако приступ боли прекратился так же резко, как и начался. Фрэнк опять лежал неподвижно. Келли решила, что он умер. Она склонилась над ним в громком плаче и вдруг обнаружила, что его грудь то и дело прерывисто вздымается.
Жив!
Келли облегченно опустилась на колени. Прямо на нее смотрел обрубок ноги Фрэнка. Она взялась осматривать рану с бинтами в руке, полная самых мрачных предчувствий.
