Валерий Мигицко - Военные приключения. Выпуск 6
Климов некоторое время сидит неподвижно и, не мигая смотрит на парня. Тот под его взглядом переминается с ноги на ногу. Седой медленно начинает подниматься в кровати, а парень забегает за двухъярусную секцию коек и оттуда испуганно и скороговоркой говорит:
— Я ему говорю: «Сам иди», а он гавкает: «Зови!»
Седой, не обращая на него внимания, идет к выходу из казармы.
* * *Временное жилище Стрельцова. Входит Седой. Молча они разглядывают друг друга.
— Я знал, что ты все равно меня узнаешь, — первым заговорил Седой. — Афганистан в памяти крепко сидит.
— Садись, Климов, — предлагает Стрельцов. — Рассказывай.
— Что тебе рассказать? — Седой усаживается в кресло и нервно закуривает.
— Все.
— Ты не поп, а я не на исповеди. — Седой пускает кольца дыма в потолок.
— И все-таки я хочу, чтобы ты рассказал.
Климов колеблется, потом, жадно затянувшись, глухо говорит:
— Из госпиталя домой поехал. Мать, конечно, признала и приняла. Плакала только часто. А подружка моя — в сторону. Я зла на нее не держу, она красивая — как же ей жить с такой обезьяной? — Тут у Седого как-то по-особому дрогнула неповрежденная часть лица. Он справляется с собой и продолжает: — Потосковал вначале, порыдала моя душа. Потом пошел работать на завод, я же механик классный. А там… Бардак, одним словом. Начальство собой занимается — дачи строит, приворовывает, в депутаты себя выдвигает. И рабочий люд тоже собой занимается — растаскивает все, что плохо лежит, бормотуху гекалитрами хлещет. Ну, начал я встревать в эти дела. Знаешь, как в песне поется: «Что-то с совестью моей стало…»
— С памятью, — поправляет Вадим.
— А-а, — отмахивается Климов. — В песне этак, а в жизни — так! Ребятам из цеха это понравилось, кучковаться возле меня начали, вроде как судья я для них в заводских делах. И тут сунулся ко мне, как на грех, один мастер. Что ты, говорит, лезешь везде, нос куда не надо суешь. Смотри, мол, и так богом обиженный. Тут я ему и звезданул. Он сотрясением мозга отделался, а я два года схлопотал… В зоне меня окружили «заботой», научили, чему надо и чему не надо. А срок закончился — адресочками снабдили, напутствие дали. И стал я рэкетиром. Знаешь, что это такое?
— Примерно, — глухо произносит Стрельцов.
— В одном городишке мы года два контролировали все кооперативы. Много не брали — «штуку» в месяц. И, пожалуйста, товарищи кооператоры, насыщайте рынок товарами повышенного спроса! На одном засыпались. Председатель ментам пожаловался. И дали мне путевку в «дом отдыха» сроком на пять лет. Там от соседки письмо получил… Написала старушка, что мать моя померла. Вот так… Срок я не дотянул, дал при случае деру. И вот — здесь. Под твоим чутким руководством совершенствую навыки в военном деле.
Оба долго молчат. Затянувшуюся паузу нарушает Стрельцов:
— Слушай, Климов. Скажи, для чего этому сброду огневая подготовка, тактика и рукопашный бой? Я давно уже понял, что Смоляников несет околесицу, подсовывает глупую, по сути, теорию о перевоспитании трудным делом, чтобы я ухватился за нее и ни во что не вникал.
— Вот и не вникай. — Седой поднимается с кресла и идет к двери. — Захотел хорошо жить — так живи!
* * *В это время в казарме Резаный играет в карты с коренастым парнем.
— Что ставишь? — спрашивает он, перетасовывая карты.
— А чё хочешь? — отвечает партнер.
— Давай… Профи, — предлагает Резаный. — Надоел он мне.
— Профи так Профи.
Резаному не повезло, он проигрывает.
* * *Климов идет по аллее к казарме. Вдруг он замечает Резаного, который, перебегая от дерева к дереву и озираясь по сторонам, приближается к домику, где остановился Стрельцов. Климов скрывается в глухом кустарнике и оттуда наблюдает за Резаным. А тот уже возле крыльца. Щелчок пружины, и в его руке взблескивает лезвие ножа. Седой подкрадывается к Резаному и, как только тот ставит ногу на ступеньку, набрасывается на него.
Климов держит Резаного за кисть руки, в которой нож, и наносит ему серию ударов ребром ладони по шее, ребрам, животу. Резаный бросает нож. Седой отскакивает от него, но тут же сбивает с ног коротким хлестким ударом в челюсть. Резаный ползает в пыли, сплевывает кровь и хрипит:
— Ты чё, Седой? Не надо, не надо…
— Убью, гаденыш! — рычит Седой и бьет его ногой в лицо.
Резаный переворачивается на спину и затихает.
На шум из домика выходит Стрельцов.
— Ты поосторожнее здесь, — говорит ему Климов. — Это тебе не мотострелковая рота.
* * *Просторная комната, в которой разместились женщины-официантки. На открытых настежь окнах ветерок теребит белые накрахмаленные занавески, стол заброшен цветастой скатеркой, койки аккуратно заправлены грубошерстными солдатскими одеялами, пол застелен ковровыми дорожками, а под угол огромного зеркала шифоньера подоткнут букетик полевых цветов. Из динамика портативного магнитофона, что стоит на подоконнике, вырывается песня: «Мы встретимся снова…»
У женщин совсем домашний вид — они в легких халатиках, а некоторые и в бигуди. Каждая занята собой. Одна из них сидит на кровати и делает маникюр, другая крутится возле зеркала, третья тоже расположилась на кровати и, позевывая, читает журнал… А вот и та, которую, как мы знаем, зовут Юля. Она гладит на гладильной доске фартук.
Приближаются тяжелые шаги и глухие голоса. Женщины настораживаются, прислушиваются. Дверь распахивается, и в комнату вваливается пьяный «контингент» во главе с Цыганом.
— Здрасьте, бабоньки! — в пьяной радости кричит Цыган.
Икнув, он направляется к той женщине, что недавно читала журнал. Она пятится от него, забегает за стол. Цыган пытается поймать ее. Его собутыльники кидаются к другим женщинам-официанткам. Комната в миг преображается — скатерть оказывается по полу, дорожки сбиты… Идет возня, слышатся вскрики и визг.
Юля забилась в угол. К ней подступает тот парень, который приставал в обеденном зале.
— Не подходи! — замахивается на него Юлька утюгом. — Тресну сейчас! Не подходи, говорю тебе!
Парень ухмыляется, тянет к ней руки. Он делает еще шаг — Юлькино «оружие» летит ему в лоб. Парень хватается за голову, из-под пальцев сочится кровь. Юлька стрелой мчится к окну и, оборвав занавески, выскакивает во двор.
— У-у, стерва! — несется ей вслед. — Лови ее, лови!
Она бежит полем по высокой густой траве, достигает леса, оглядывается, но, убедившись, что погони нет, все равно не останавливается. Она долго петляет между деревьев, прыгает через кочки и ложбинки, прикрывая лицо от хлестких веток, ломится сквозь кустарник.
