Константин Фарниев - Паутина
— Да черт с вами! — махнул рукой Азамат. — Поскорее бы избавиться от вас.
— Спасибо тебе, — с тонкой иронией в глазах поблагодарил Рыба. — Слышь, Иван, выйди-ка на минутку.
Иван и Рыба вышли, плотно закрыли за собой дверь. Зойка со страхом смотрела на Азамата. Но через несколько минут Иван вернулся, и она успокоилась.
Рыба запер дверь на ключ. Слышно было еще, как подпер ее чем-то с той стороны. Потом закрыл ставни на окне и ушел. И вот они уже часа три сидели взаперти и ждали неизвестно чего.
Вернувшись в комнату после разговора с Рыбой, Иван стал каким-то особенно колючим и настороженным с Азаматом. Сколько ни пытался Азамат разговорить его, ничего из этого не вышло — Иван будто не слышал. Зойка долго не переживала. Она плотно поужинала, выпила граненый стакан водки и завалилась спать, оставив мужчин один на один. Иван тоже немного пожевал, но водку пить не стал. Азамат не раз перехватывал его вожделенные взгляды, которые он бросал на бутылки с «Московской» на столе.
Азамат отошел от окна, сел к столу. Положение его оставалось по-прежнему неопределенным. С одной стороны, он был доволен, что находится в каком-то тайном бандитском убежище, с другой — угнетало положение пленника, не знающего, то ли его в чем-то подозревают и собираются «пришить», то ли уже точно знают, кто он, но почему-то тянут с исполнением приговора..
— И зачем я побежал с вами, болван?! — стукнул по столу кулаком Азамат. — И все из-за вас, — ожег он Ивана злым взглядом.
Иван опешил от этого неожиданного выпада. Рука его автоматически нырнула во внутренний карман пиджака, легла на ручку финки.
— Дурак ты, Иван! — тяжело бросил Азамат.
Широкие черные брови его сошлись к переносице, и лицо Азамата сразу стало угрожающим. Он легко, как пушинку, подхватил тяжелую скамейку, на которой сидел, и надвинулся на Ивана с Зойкой. Иван побледнел, инстинктивно прикрыл собой Зойку.
— Дубина ты! — опять заговорил Азамат, разыгрывая крайнюю степень возмущения.
Грудь его вздымалась, как при большом волнении, голос прерывался. Азамат поставил скамейку на место, сел на нее. Плеснул в стакан водки, выпил. Успокоился.
— Если бы я хотел, то давно размозжил бы вам готовы и ушел. Что, я не вышибу эту гнилую дверь или ты остановишь меня своей финкой? Плевать я хотел на твое паршивое перо!
Азамат помолчал, окинул ироническим взглядом Ивана и Зойку.
— Сторожи, сторожи, Иван, свою жар-птицу. Придет сейчас ее хозяин…
Азамат увидел, как напрягся весь Иван, как на лице его выступила бледность.
— Я бы давно ушел отсюда. Чего мне бояться? Милиция обо мне и знать не знает. Я только вчера, можно сказать, из армии и еще куренка не обидел. Подумаешь, продал тебе пару туфлей… — Азамат посмотрел на Ивана долгим, откровенно изучающим взглядом. — Смотрю я на тебя, Иван, и удивляюсь. Вроде бы ты от макушки до пяток урка, а законы урок не знаешь.
— Какие это законы? — метнул на Азамата полный подозрения взгляд Иван. — Ты, фраер, давилка картонная или стукач паршивый, — сбился он на блатной жаргон, — будешь меня, который тянул сроки, учить воровским законам?! — Чем больше произносил Иван слов, тем заметнее менялось выражение его глаз: подозрительность уступала место презрительности.
Азамат слушал его, иронически покачивая головой. Тот продолжал бравировать своим «блатным происхождением», доказывая Азамату, что он «сосунок и фраер».
— Кончил? — спросил Азамат, когда Иван замолчал, выдохнувшись.
— Кончил и слушать тебя не желаю.
— А ты послушай теперь, вор в законе, сосунка и фраера. Я тоже до армии кое-что знал да и в армии не родственники служат, разная публика там, попадаются и такие, как ты. Кто ты для этой кодлы? — кивнул Азамат в сторону двери. — Толчковый «жучок», мелочь паршивая. Зачем ты им нужен? Они по крупному играют, а ты здесь сбоку — припеку да еще стоишь поперек дороги их бугру через Зойку. Сам знаешь, о чем сейчас в городе толкуют. Если это их дела, то вам с Зойкой полная хана. На хрена вы им нужны, засвеченные со всех сторон. Ну, Зойку они еще могут взять с собой, баба там кому-то нужная. А ты зачем? Из-за вас, дураков, и я здесь сижу. Жалко мне вас, даже не тебя, а эту девчонку.
— Ты о чем? — вскинул голову Иван.
— Ты что, дурной? Если за вами с Зойкой шли менты, значит, вы засвечены.
— Ну, — буркнул Иван.
— И все, чего тебе еще надо? Я уже сказал. Разве можно выпускать вас отсюда? Вы, наверное, и на малине бывали, и кодлу свою знаете. Значит, можете на нее навести. Слышал, что Рыба твой говорил. Боится, как бы мы не попались и их не заложили. Вот и соображай. Думаешь, на вас будут молиться да еще если вы повязаны все вместе мокрыми делами…
Азамат понимал, что он здорово рискует, все это говоря, но время шло, в любую минуту могли появиться те, кто запер их, а ему нужен был в лице Ивана, если не единомышленник, то, хотя бы, не враг. Лучше всего было бы, конечно, уйти отсюда, будь для него собственная безопасность самой главной заботой, но что это даст их общему делу?
Азамат незаметно наблюдал за Иваном, по лицу которого совсем не трудно было догадаться, что сказанное поселило в душе Ивана тревогу, разворошило его мысли, заставило их панически заметаться в поисках контраргументов утверждения Азамата, но контраргументов никаких не было, Иван прямо на глазах впадал в панику. Он бросил на Зойку нетерпеливый взгляд. Теперь ему хотелось, чтобы она проснулась, потому что это был единственный здесь человек, кому он мог верить. Азамату тоже хотелось, чтобы в затеянной им игре приняла участие Зойка.
Иван громко кашлянул и будто случайно качнул вперед скамейку. Зойка громко чмокнула размягченными сном губами, приподняла голову, а потом села, машинально оправив на коленях подол платья.
— Вы чего сидите? — сладко зевнула она и закрыла глаза. Разлохмаченная, со стертой с лица косметикой она была похожа на невыспавшуюся девчонку. — Не пришли еще? — спросила она, не открывая глаз.
— Послушай, о чем трекает твой Красавчик.
— Что? — распахнула глаза Зойка и перевела их на Азамата. — Ты о чем это?
— Что мы засветились с тобой, и пришьют нас поэтому. — Иван бросил на Зойку изучающий взгляд. Она было хмыкнула, но с лица ее тут же слетели последние остатки сна. Слово «пришьют» напомнило ей нового хозяина. Он тоже говорил, что убьет ее, если она продастся милиции или сойдется еще с кем-нибудь, кроме него. И черная полоска усов, и взгляд беспощадных карих глаз, и голос, и оскал кипельных зубов, сверкавший в предостерегающей ухмылке — все подтверждало, что пришьет, и рука у него не дрогнет. Какими твердыми и до ужаса цепкими могли быть его руки, Зойка хорошо знала, хотя и была-то с ним всего два раза.
