Виктор Болдырев - Гибель синего орла. Приключенческая повесть
Жутко… повис над пропастью. Далеко внизу, у языка осыпи, блестят стволы оставленных винтовок. Костя и Яркан словно прицепились к брюху аэростата. Ветер срывает с Костиной головы измятую фетровую шляпу. Перевертываясь, она летит в пропасть.
Лезть по такой круче можно только вперед, спуститься без веревки тут невозможно. Жаль, что нет альпийских крючьев. Остается один путь — наверх.
Поднимаюсь еще выше. Замечаю беловатые пятна свежесорванной породы, как будто по каменному лбу взбежал горный баран, отбивая копытами потемневшую скальную корку.
Чьи следы?
Раздумывать некогда. Едва удерживаюсь на покатой стене. Сорвусь верная гибель. Метрах в двух над головой каменный лоб переходит в карниз. Там можно передохнуть, но выбраться на карниз невозможно. У перегиба каменного лба нет точек опоры. Двигаться нельзя ни вперед, ни назад. Если шевельнусь, начну скользить. Не могу даже оглянуться, рассматриваю перед носом крапчатые кварцевые жилки в рыжеватой породе. Что же делать?
И вдруг чувствую мягкую опору у ноги.
— Держись… Опирайся на мою ладонь.
— Ох, Костя, спасибо, друг!
Опора помогает дотянуться, вцепиться в краешек чуть заметной трещины. Костя подползает еще ближе, опять подставляя ладонь.
Наконец-то карниз!
Выползаю к подножию отвесной стены на крошечную площадку.
— Чаут… спускай аркан!.. хрипит Костя.
Он весь напрягся, прильнув к скале. Не помню, как сбросил, размотал аркан. Вижу застывшее Костино лицо, блестящие струйки пота, сбегающие по вискам. Зубами он вцепился в натянутый ремень. Руки ему нельзя отрывать от скалы.
Яркан подставляет снизу ладонь к скользящей Костиной ступне. Связанные незримой нитью, замираем втроем, прильнув к холодному камню. Малейшее неловкое движение сбросит вниз нашу живую цепочку. Тоскливо сжимается сердце.
Дюйм за дюймом Костя подвигается к перегибу каменного лба и выкарабкивается на карниз. Выуживаем Яркана, он, как ящерица, выползает на площадку.
Отдыхаем, растянувшись на покатом карнизе. Как хорошо тут: вся Лунная долина под нами.
— Амба, думал, — глухо говорит Костя, приглаживая вихры. — Если бы не Яркан, угодили бы в преисподнюю.
Свинцовое облако закрывает солнце. Посыпалась белая крупа, скрывая долину. Стало холодно, неуютно на «ласточкином гнезде». Куда, зачем ползем на неприступные кручи? Если снег будет таять, скалы станут мокрыми, скользкими, и нам отсюда не выбраться.
Преодолели, кажется, самый трудный участок. Выше хоть и отвесная скала, но глубокая трещина косо, по диагонали рассекает стену. Если втиснуться поглубже в эту щель, можно доползти к шесту у пещеры.
Полчаса спустя, забившись в трещину, точно кроты, благополучно достигаем шеста. На сухом выбеленном стволе видны полустертые временем зарубки. Шест воткнут глубоко в расщелину и прочно засел в каменном гнезде. Поднять его сюда могли только на веревках.
Черная пасть пещеры совсем близко. С трудом выбираемся на скальный балкон, повисший высоко над долиной.
Доползли. Сейчас заглянем в чрево скалы.
Тихо переговариваясь, торопливо зажигаем смолистые сучья и вступаем в темный коридор. Стены покрыты блестящей белой коркой извести. Темные своды теряются в вышине. Вероятно, эта громадная трещина образовалась внутри скалы во время давнего землетрясения. Коридор внезапно поворачивает, дневной свет меркнет.
Дьявольщина!
У морщинистой стены в глубокой трещине оседает человек с винчестером в руке. Скрюченными пальцами он цепляется за камни.
— Чандара! — вскрикивает Костя.
Старик силится поднять винтовку. Неузнаваемо худое, бледное, как у мертвеца, лицо искажено, глаза лихорадочно блестят в красноватом пламени факелов. Винчестер выскальзывает из ослабевшей руки, звякнув о камни. Голова поникает на грудь, и Синий Орел валится к подножию тотема.
С покосившегося столба смотрит оскаленная морда медведя, вырезанная из черного дерева. Белки глаз и клыки выкрашены белой краской, и звериная морда кажется живой. Пещерный тотем похож на деревянного идола, которого я нашел летом на берегу Полярного океана.
Склоняюсь над телом Синего Орла. Он мертв. Сердце не бьется, остановился пульс. Как очутился Чандара в пещере?
Пол пещеры загромождают глыбы, сорвавшиеся с потолка. Ни пищи, ни воды мы не обнаружили. Старик погубил себя голодом, забравшись в недосягаемое скальное убежище.
— Как дикий баран!.. — бормочет Костя.
— Нет, Костя, дикий баран погиб красиво, гордо, а это не смерть, это гибель, крушение человека.
— Корок! — Яркан указывает на длинный предмет в нише темного грота.
— Что там?
Освещаем факелами грот. На каменной плите покоится сверток в рост человека, обернутый широкими лентами бересты, обвязанный полусгнившими ремнями.
— Ого! Старинное погребение.
В давние времена юкагиры, обитавшие в горах Омолона и на Корокодоне[16], хоронили соплеменников, пеленая их в бересту и подвешивая к вершинам деревьев. Так хоронили умерших и некоторые индейские племена Аляски и Канады.
— Не древнее ли это анаульское погребение? Кто это, Яркан?
— Харги… — тихо отвечает юноша.
Ножом осторожно снимаю ремни, разворачиваю сухую бересту. Вот так находка!
Из развороченного свертка глядит сухое, старческое лицо, словно обтянутое коричневой кожей. Сохранились черные волосы, ссохшаяся роговица темных глаз, бурая кожа на костлявой груди. Она тверда, как железо. Стучу, точно по камню. В пещере сухо, холодно, и мумия, вероятно, лежит тут сотни лет.
— Брат, что ли?
Костя кивает на Синего Орла — его лицо поразительно схоже с маской в берестяном саване.
— Уж не Синий ли это Орел, который привел анаулов триста лет назад в хребты Омолона?
— Интересно, — спрашивает Костя, — сохранился ли у Чандары амулет? Помнишь, Илья рассказывал?
Знаками прошу Яркана снять у Чандары ожерелье. Яркан опускается на колени, развязывает замшевые ремешки на груди отца и осторожно снимает цепочку белых костяных бляшек. Юноша протягивает ожерелье; рука его дрожит.
Тончайшим резцом неизвестный мастер вырезал из мамонтовой кости миниатюрные медвежьи головы. Они сцепились оскаленными клыками, образуя странное ожерелье. Возвращаю музейный амулет Яркану. Ожерелье отдадим Нанге.
Стоим, опустив голову. Факелы догорают, освещая неподвижное лицо Чандары.
Пора выбираться на свет. Пусть эта холодная пещера будет склепом и последнему вождю анаулов. Он хотел повернуть колесо истории вспять, и оно раздавило его.
