Карл Май - По дикому Курдистану

– Ты поймал великого героя, который так храбр, что охотнее всего бежит? Он бежал назад, как рак, который питается лишь падалью. Свяжи ему руки и ноги, чтобы он не убежал снова, – сказал брат мелека с издевкой.

Этого я не должен был стерпеть. Если бы я молчаливо принял это заявление, то распрощался бы с уважением, которое нам так нужно. Поэтому я дал Халефу уздечку своей лошади и плотно подступил к брату мелека.

– Ты, болтун, заткни рот! Как может лгун и предатель оскорблять честных людей!

– Что ты говоришь? – набросился он на меня. – Ты меня называешь предателем? Скажи еще раз это слово, и я тебя собью с ног!

Я отвечал хладнокровно и серьезно:

– Попытайся только! Я тебя назвал лгуном и предателем, ибо ты этого заслуживаешь. Ты называл нас своими гостями, чтобы нас успокоить, и запер тогда нас в комнате, чтобы похитить моего коня. Ты не только лгун и предатель, но ты еще и вор, который обманывает своих гостей.

Брат мелека замахнулся на меня, но, прежде чем он меня ударил, он уже лежал на земле без всякого вмешательства с моей стороны. Моя собака следила за каждым его движением и опрокинула его на землю. Она стояла над ним и так крепко схватила зубами за горло, что тот не осмеливался даже пикнуть.

– Отзови собаку, иначе я ее заколю! – приказал мне мелек.

– Попробуй! – отвечал я. – Прежде чем ты поднимешь нож, твой брат будет мертв, а ты будешь лежать на его месте. Этот пес – слюги чистейшей расы. Ты видишь, он за тобой уже наблюдает?

– Отзови его!

– Ба! Я же тебе сказал, что мы последуем за тобой в Лизан, не пуская в ход наше оружие; но я тебе не разрешал рассматривать себя как нашего господина. Твой брат уже раз лежал под этим храбрым псом, и я не стал его снова удерживать. Теперь я это сделаю, лишь когда буду убежден, что он снова не полезет в драку.

– Он не полезет.

– Ты мне дашь слово?

– Я даю тебе слово.

– Я предупреждаю тебя, что ты должен сдержать его.

По моему приказу Доян отпустил халдея. Тот поднялся, чтобы отступить, но, прежде чем исчезнуть за дверью, погрозил мне кулаком. Теперь мы с ним были врагами.

На мелека это событие произвело неблагоприятное впечатление. Его лицо стало строже, а глаза мрачнее.

– Входите! – повелел он, указывая на дверь дома.

– Разреши нам остаться снаружи! – сказал я.

– Вам будет безопаснее спать в доме, – отвечал он решительным тоном.

– Если все дело в нашей безопасности, то поверь мне, нам здесь лучше, чем под этой крышей, где меня уже один раз обманули и предали.

– Это больше не повторится. Пошли.

Он взял меня за руку, я же отвел его руку и отступил в сторону.

– Мы останемся здесь! – ответил я вполне определенно. – Мы не привыкли расставаться с нашими лошадьми. Здесь достаточно травы для них и для нас.

– Как хочешь, – отвечал он. – Но я буду вас охранять.

– Делай как знаешь!

– Если один из вас попытается ускользнуть, его застрелят.

– Пусть так и будет!

– Ты видишь, что я тебе ничего не запрещаю; но один из вас должен следовать за мною.

– Кто?

– Бей.

– Почему именно он?

– Вы, собственно, не мои пленники, только он один.

– Тем не менее он останется со мною, потому что я даю тебе слово, что он не убежит. А это слово прочнее стен этого дома, куда ты хочешь его заключить.

– Ты ручаешься за него?

– Своей жизнью. У меня есть право застрелить каждого, кто хочет убить мою собаку. Я буду этим правом пользоваться и дальше. Запомни это. Однако как твой брат сможет доказать, что он стрелял не в меня, а в мою собаку?

– Он это говорит.

– Тогда он плохой стрелок, потому что он попал не в собаку, а в этого эмира из Инглистана.

– На самом деле он целился лишь в собаку. Нет такого человека, который вечером мог бы абсолютно точно выстрелить и попасть в цель.

– Это не извинение для такого вероломного поступка. Пуля пролетела мимо собаки в четырех шагах. Немножко выше – и эмир был бы сейчас трупом. Между прочим, есть люди, которые ночью точно стреляют; это я тебе сейчас докажу. Я метился в правый локоть твоего брата, и наверняка я в него попал, хотя у меня было мало времени, чтобы в него прицелиться.

Он угрюмо кивнул.

– Ты отнял у него руку. Ты заплатишь за это своей жизнью.

– Послушай, мелек! Радуйся, что я не целился в его голову, что было бы гораздо легче! Я неохотно проливаю человеческую кровь. Но кто отваживается нападать на меня или на моих людей, тот познакомится с моим оружием.

– Мы не боимся твоего оружия, потому что сильнее вас.

– Это верно, лишь пока меня сдерживает мое слово.

– Вы тотчас же отдадите нам свое оружие, чтобы больше не причинить нам никакого вреда.

– И что тогда произойдет?

– Что касается остальных, то их я буду судить. Тебя же я передам моему брату. Ты пролил его кровь, теперь же твоя кровь принадлежит ему.

– Вы христиане или варвары?

– Об этом не тебе судить! Отдай свое оружие!

Его отряд окружил нас широким кругом. Им было слышно каждое слово, произносившееся нами. Отдавая свой последний приказ, мелек потянулся за моим ружьем.

Я бросил сэру Линдсею несколько английских слов, остальным – несколько арабских; затем, повернувшись к мелеку, я продолжал:

– Значит, ты рассматриваешь нас теперь в качестве пленников?

– Именно так!

Тогда я отвечал:

– Ты неосторожен! Ты действительно полагаешь, что мы вас боимся? Кто поднимает руку против меня, тот вредит прежде всего себе. Знай: не я твой пленник, а ты – мой!

При этих словах я схватил левой рукой его за шею и так крепко сжал ее, что у него сразу же безвольно опустились руки, и одновременно мои спутники окружили меня и направили ружья на противника. Это произошло так быстро и неожиданно, что несторианам оставалось только оторопело смотреть на нас. Я использовал эту паузу и крикнул:

– Видите мелека? Еще немного нажать – и он труп, а тогда половина из вас умрет от наших заколдованных пуль. Если вы спокойно возвратитесь к своим кострам, то я сохраню ему жизнь и вступлю с ним в мирные переговоры. Внимание! Я считаю до трех. Если хоть один человек останется на теперешнем месте, то я убью мелека! Раз! Два! Три!..

Я не произнес и последнего слова, как халдеи все уже сидели на своих прежних местах около костров. Жизнь их предводителей для них имела большую ценность. Будь на их месте курды, мой опасный эксперимент наверняка не удался бы. Я отпустил мелека, он упал как куль с мукой и с судорожно искаженным лицом; прошло немало времени, пока он пришел в себя. Он покинул дом, не взяв с собой никакого оружия, и вот я стоял над ним и держал револьвер перед его сердцем.

– Не смей подниматься! – приказал я ему. – Как только ты сделаешь это без моего разрешения, я застрелю тебя.