Василий Ардаматский - Грант вызывает Москву.
— Мне будет не хватать его опыта, — лицемерно сказал Релинк, жалея, что вручил не тот вариант доклада.
— Я уверен, вы справитесь, — сказал Олендорф, глядя часы.
— Вы не знаете, когда мне вручат орден? — спросил Релинк. — Я бы не хотел задерживаться в Берлине.
— Какой орден? — удивился Олендорф и сразу вспомнил: — Ах да, один момент. — Он набрал номер телефона и сказал: — У меня находится Релинк. Да, да, тот самый. Он не хотел бы задерживаться в Берлине, а ему должны вручить орден по годовому приказу рейхсминистра. Хорошо, я пришлю его к вам. — Олендорф положил трубку и сказал вставая: — Идите в управление кадров, начальник ждет вас. Все–таки дня два я на вашем месте пробыл бы в Берлине, подышал его воздухом… — Держа Релинка за руку, он подталкивал его к двери. — Перед отъездом зайдите ко мне, договорились?
Релинк вышел в сумрачный коридор и долго стоял, потрясенный сознанием своей незначительности и ненужности.
Дежурный офицер провел Релинка в кабинет заместителя начальника управления кадров. У самого начальника шло какое–то важное совещание.
Молодой шарообразный полковник встретил Релинка с четко отработанной почтительностью. Он выкатился из–за стола, улыбаясь всем своим круглым отечным лицом:
— Здравствуйте, здравствуйте! Прекрасно, прекрасно! Растет наша когорта славных, растет, — сыпал он слова, как горох, высоким голосом, смотря на Релинка серыми равнодушными глазами, пронизанными кровяными жилками. Потом он пошел к сейфу, достал оттуда коробочку, вернулся к столу и нажал кнопку звонка. Тотчас в кабинет вошел молодой человек с белым мертвым лицом в офицерском кителе без знаков различия. В руках у него был фотоаппарат с блицлампой. Он стал спиной к окну и поднял аппарат к глазам.
— Пожалуйста, сюда, — показал полковник на стоптанное место ковра. Он вынул из коробочки орден и пальцем прижал его к груди Релинка. Блеснула блицлампа. Полковник сунул коробочку и орден в карман кителя Релинка и протянул руку: — Поздравляю, поздравляю, — и снова блеснула блицлампа.
Фотограф вышел из кабинета. Полковник сел за свой стол. Вошел дежурный офицер. Он вручил Релинку пухлый конверт.
— Это положенная к ордену денежная награда от рейхсминистра, — официально произнес он. — В отеле «Адлон» вам отведена комната номер тридцать девять, талоны на питание получите у портье.
— Желаю хорошо повеселиться, — сказал полковник.
Дежурный офицер элегантным жестом показал Релинку на дверь…
Релинк медленно шел по коридору. Мимо него пробегали деловито озабоченные и очень значительные офицеры, исчезавшие за многочисленными дверями. Здесь шла работа, к которой он не имел никакого отношения. И вероятно, то, что он делал, тоже никому здесь не было нужно. Он чувствовал себя раздавленным, усталым.
И вдруг он испугался того, что свободен от всяких дел. Чем заняться?
Он отыскал в записной книжке телефоны двух своих друзей по офицерской школе. Телефоны не отвечали. И тут Релинк вспомнил, что генерал Штромм, переезжая в Берлин, оставил ему свой здешний телефон, и позвонил ему из комнаты дежурного офицера.
— Здесь Штромм, — услышал он знакомый голос.
— А здесь Релинк.
— О, вы в Берлине? Где остановились?
— Отель «Адлон», комната тридцать девять. Я хотел бы вас видеть.
— Вечер свободный?
— Абсолютно, и есть куча денег.
— Ждите меня в двадцать один ноль–ноль.
Глава 44
Вечером Релинк и генерал Штромм сидели в аляповато–роскошном ресторане отеля.
— Почти как в Париже, помните? — спросил генерал Штромм.
Релинк не ответил. Нет, это не было похоже на Париж, и главное, совсем не похоже на то, что он видел здесь раньше.
Они уже начали вторую бутылка коньяку, но разговор, который нужен был Релинку, пока не получался.
— Надеюсь, вы довольны моим бегством от вас, хо–хо? — против своего обыкновения громыхать басом тихо говорил Штромм. — Признайтесь, мое присутствие там действовало вам на нервы.
— Нисколько, — ответил Релинк. — Я всегда нуждался в вашем опыте и авторитете.
— Врете, вы боялись меня, — заявил Штромм, но не категорически и наступательно, как всегда, а как–то безразлично. — Но вы мне давно нравитесь, Релинк. Я бы с удовольствием перетащил вас в Берлин. Я уже не гаффеноберст, хо–хо, я начальник отдела в имперском управлении. Не шутите, хо–хо!
— Перетащите, сделайте одолжение, — шутливо поклянчил Релинк.
— Пока не могу, хо–хо! Я же удрал от вас с мотивировкой, что вы там не нуждаетесь в опеке.
Релинк натянуто улыбнулся. Конечно, после всего, что он пережил в Берлине за один этот день, для него было бы счастьем вырваться из далекого русского города, а значит, и из своей неопределенности или даже ненужности. Но он не верил Штромму и к его словам серьезно относиться не мог. Сейчас его интересовало другое. Он очень ясно чувствовал, что в Берлине все изменилось, будто за год, пока он не был здесь, случилось нечто, чего он не знает…
— Гораздо хуже, что у нас начинают сдавать нервы, — сказал Штромм.
— Разве есть от чего?
Штромм взглянул на Релинка насмешливо:
— А у вас не сдают?
— Пока не замечал.
— Поздравляю вас, — наклонил голову Штромм. Он налил себе коньяку, выпил. — Берлину позарез1 нужны люди с крепкими нервами. Я доложу о вас фюреру…
— Мои нервы в распоряжении рейха, — подхватил шутку Релинк.
— Нет, Релинк, — покачал головой Штромм. — Берлину действительно нужны люди с крепкими нервами, но не с такими крепкими, как у вас, а то сам рейхсминистр рядом с вами будет выглядеть неврастеником… — генерал Штромм придвинулся к Релинку вплотную. — Неужели вы не понимаете, что господа военные подвели нас, всех нас: фюрера, вас, меня, всех, кто доверил им войну? Мы с вами — верная гвардия фюрера — взяли на себя самую тяжкую работу, а эти лощеные что? Фюрер дал им все: катаются в «мерседесах», адъютанты открывают дверцы, со всех сторон орденами обвешаны, а оказалось–то, что кишка у них тонка.
— А вы не преувеличиваете? Намеченный прорыв к Волге с отсечением Москвы от юга и Сибири…
— Вот, вот! — перебил его Штромм злорадным шепотом. — Они всех втянули в эту игру: на стене — карта, радио передает сводки главного командования, а вы втыкаете флажки. Но вы же не знаете, что, вкалывая булавки в карту, вы стоите по колено в крови, в немецкой крови, Релинк! — генерал нервным движением руки расстегнул карман кителя, вытащил оттуда бумажку и, бережно развернув ее, положил перед Релинком. — Читайте.
Это было стандартное извещение о героической гибели во ими победы на русском фронте Вилли Штромма.
— Для этого я растил сына, да? — шепотом спросил генерал.
