Марк Твен - Похождения Гекльберри Финна (пер.Ранцов)
Потом фермеры ушли и заперли его; я надеялся, что они велят снять с него две-три лишних цепи, потому что они были чертовски тяжелы, или что ему дадут, по крайней мере, мяса и овощей вместо сухого хлеба с водой, но никто об этом не подумал, а я рассудил, что мне не годится вмешиваться; лучше всего как-нибудь передать тете Салли рассказ доктора, лишь только минует буря, нависшая над моей буйной головой. От меня, вероятно, потребуют объяснения — почему я скрыл, что Сид ранен, в своем рассказе о том, как мы с ним блуждали всю ночь, разыскивая беглого негра. Но времени у меня было вдоволь. Тетя Салли день и ночь сидела в комнате больного, а от дяди Сайласа я каждый раз ловко увертывался.
На следующее утро я услыхал, что Тому гораздо лучше и что тетя Салли пошла немножко отдохнуть. Я прокрался в комнату больного, рассчитывая, что если он не спит, то мы можем потолковать, вместе сочинить какую-нибудь выдумку и преподнести ее семейству. Но он спал мирным сном, бледный такой, а не с пылающим лицом, как в первые дни болезни. Я присел, дожидаясь его пробуждения. Через полчаса тетя Салли вошла в комнату на цыпочках. Она велела мне не шуметь, сесть с ней рядом и шепнула мне, что теперь, слава богу, мы все можем порадоваться; симптомы самые утешительные, больной уже давно так спит, ему, видимо, лучше, он гораздо спокойнее сегодня: можно пари держать, что он проснется уже в полной памяти.
Немного погодя больной пошевелился, открыл глаза, огляделся совершенно осмысленно и проговорил:
— Что это, я дома? Как это случилось? Где плот?
— Все благополучно, не беспокойся, — отвечал я.
— А Джим?
— Все в порядке, — сказал я, но не мог придать своему голосу бодрого, веселого выражения.
Он этого не заметил.
— Прекрасно! Великолепно! Теперь мы можем успокоиться! Ты рассказал тетушке?
Я хотел было сказать «да», но она вмешалась:
— О чем, Сид?
— Ну, конечно, о том, как мы все это дельце состряпали!..
— Какое дельце?
— Да ведь одно только и было: как мы выпустили на волю беглого негра — я и Том.
— Батюшки светы! Выпустили на волю! О чем это он толкует? Господи, опять бредить начал, опять потерял сознание!
— Нет, я и не думаю бредить — я понимаю все, о чем говорю. Мы выпустили его на волю — Том и я. Мы задумали это сделать и сделали. Молодецки орудовали, надо сознаться…
И пошел, и пошел… тетушка уже не перебивала его, а только слушала, выпучив глаза; я понял, что мне бесполезно будет впутываться.
— Право, тетя, это стоило нам пропасть труда, — продолжал Том, — целые недели подряд мы возились днем и ночью, пока вы все спали. Нам приходилось воровать свечи, и рубаху, и простыню, и ваше платье, и ложки, и жестяные тарелки, и кухонные ножи, и сковороду, и жернов, и муку и еще пропасть всякой всячины, вы не можете себе представить, сколько было хлопот приготовить перья, пилу, выдолбить надписи и все такое… А как это было забавно, вы и не можете представить себе! Мы же рисовали гробы и всякие ужасы, сочиняли безымянные письма, спускались вниз по громоотводу, делали подкоп под сараем, смастерили лестницу из тряпок, запекли ее в пирог и посылали Джиму ложки и прочие вещи через вас, в кармане вашего передника…
— Ах, Создатель мой!..
— …Наполняли чулан крысами, змеями и разными гадами для компании Джиму; но вы так долго задержали здесь Тома с маслом в его шляпе, что чуть не испортили всего дела, потому что люди пришли, пока мы еще не успели выбраться из чулана, нам пришлось выскочить, нас услышали, погнались за нами — тогда-то меня и подстрелили, — но мы, к счастью, свернули с тропинки, пропустили погоню вперед, а когда подоспели собаки, они не обратили на нас внимания, а помчались дальше, где больше шума. Мы же сели в свою лодку, поплыли к плоту, вывернулись благополучно, а Джим теперь свободный человек… все это мы сделали сами… не правда ли ловко, тетя?
— Ей-ей, в жизнь свою я не слыхивала ничего подобного! Так это вы, маленькие негодяи, наделали нам столько хлопот, чуть с ума всех не свели и напугали нас до смерти? У меня руки чешутся сию же минуту хорошенько проучить вас. Только подумать, как я-то целые ночи мучилась… Ну, погоди же, негодный мальчишка, когда выздоровеешь, я обоим задам такую трепку, что только держись!
Но Том был так счастлив и горд своим подвигом, что не мог удержать язык за зубами, а тетушка бранила нас на все корки, только искры летели, словом, оба тараторили без умолку.
— Ну, ладно, — закончила она, — утешайся теперь своими проказами, только помни, что если я когда-нибудь еще поймаю тебя, что ты опять водишься с этим негром…
— С кем? — проговорил Том с удивлением, и улыбка мгновенно сбежала с его лица.
— Как с кем? Разумеется, с беглым негром. А то с кем же, ты думал?
Том тревожно взглянул на меня и сказал:
— Том, не говорил ли ты мне только что, будто все в порядке? Разве он не бежал?
— Он-то? — вмешалась тетушка Салли, — Беглый негр? Конечно нет. Его вернули назад, он опять сидит в сарае, на хлебе и воде, весь в цепях, покуда его не потребуют хозяева или не продадут с аукциона.
Том привскочил на постели, глаза его пылали, ноздри раздувались, как жабры.
— Они не имели права запирать его! — крикнул он мне. — Ступай скорей, не теряй ни минуты… Освободи его! Он больше не невольник; он свободен, как и мы все!
— Дитя, что это значит?
— Это значит именно то, что я говорю, тетя Салли, и если никто не пойдет к нему сию минуту, я сам побегу! Я знал его всю жизнь, да и Том тоже. Старая мисс Уотсон умерла два месяца тому назад; она устыдилась, что хотела продать его на Юг, и дала ему вольную по своему завещанию!
— Так зачем же, скажи на милость, тебе понадобилось освобождать его, коли он уже свободен?
— Ах, какой вопрос — так и видно женщину! Разумеется, затем, что мне нравятся приключения; я готов был бы купаться в крови, только бы… Ах, боже мой! Тетя Полли!
Батюшки! Да никак это сама тетя Полли собственной персоной стоит в дверях, кроткая, ласковая, как ангел!..
Тетя Салли как кинется к ней, как начнет ее обнимать, целовать, плакать от радости — чуть не задушила ее в объятиях! А я нашел себе довольно удобное местечко под кроватью, сообразив, что мне придется туго. Изредка я выглядывал оттуда украдкой; тетя Полли высвободилась из объятий и стояла, глядя в упор на Тома поверх очков, — и так глядела, что он, кажется, с радостью провалился бы сквозь землю.
— Да, — проговорила она, — ты хорошо делаешь, что отворачиваешься, на твоем месте мне совестно было бы смотреть в глаза людям, Том!
— Боже мой! — молвила тетя Салли. — Разве он до такой степени переменился? Ведь это не Том, а Сид; Том… Том был здесь сию минуту. Куда это он девался?
