Остин Райт - Островитяния. Том второй
Кругом царила тишина. Близких друзей среди нас не было, но общее дело связывало всех узами не менее крепкими. Заинтересованность и взаиморасположение звучали в голосах, находя отклик в каждом биении моего сердца.
Уставший больше других, Гронан заснул. Самер какое-то время лежал, напевая что-то вполголоса, потом тоже затих. Дон сидел перед очагом. Ничто не мешало мне думать о Наттане, снова и снова желать ее, и с этими мыслями я задремал…
Было уже совсем поздно, когда я проснулся. Дон все еще сидел на полу, уронив на грудь свою большую черноволосую голову, однако он не спал. Сильная, с длинными пальцами рука вытащила полено и умело подсунула его в очаг. Искры взметнулись снопом. Дон вновь принял свою задумчивую позу…
Казалось, он вообще мог не спать. Наутро, еще до зари, он поднял нас.
Звезды густо запорошили небо, когда мы вышли из сторожки, но восток уже светился. Идя вдоль русла замерзшего ручья, мы вышли к верхнему краю леса, а между тем снег уже розовел в лучах солнца.
И вот начались бесконечные часы карабканья вверх по крутым снежным склонам; используя ледорубы и веревки, взятые в хижине, мы преодолевали узкие скальные карнизы, огромные снежные поля, протянувшиеся на несколько миль и почти идеально ровные, продвигаясь все выше между гигантскими валунами по коварному льду. У нас просто не оставалось времени подумать о чем-либо постороннем, ничего, кроме желания изучить приемы, используемые при восхождении, и запомнить рельеф места, где рано или поздно кому-то из нас придется нести постоянное наблюдение.
Все утро громада Дорингклорна нависала над нами с запада — не горный пик, а скорее сложный массив, с резко прочерченными черными уступами и белыми пятнами снежных полей, контрастных на фоне темно-синего неба. К северо-востоку от Дорингклорна и к западу от нас виднелся низкий острый пик, а между двумя вершинами можно было различить сверкавшее белизной большое снежное поле, на вид ровное, нависшее над долиной Доринга и питавшее ледник. На востоке за этим вторым пиком и протянулось пока не видимое нам ущелье Ваба, куда мы направлялись.
Глядя почти все время перед собой, мы лишь изредка бросали взгляд на юг, на то, что оставалось позади. Сейчас мы находились высоко над долиной, так что озеро казалось отсюда круглой лужицей. А дальше, от вершины до подножия, открывалась Островная, и вершина за вершиной, пропорционально уменьшаясь вдали, тянулись на восток и юго-запад.
Склон, почти сплошь из обледенелых валунов, кончился, и мы очутились перед казавшимися абсолютно отвесными скалами с нахлобученными на них шапками снега; путь наверх был один — по крутым каменным карнизам и расщелинам, полагаясь лишь на веревку и ледоруб. Для человека опытного подъем был несложный, однако у всех нас, за исключением Дона, он вызывал невольное чувство страха и головокружения, на котором лучше не сосредоточиваться; к тому же рано или поздно всем нам предстояло научиться проделывать этот путь в одиночку. Мы стали подниматься. Дон следил за каждым нашим движением, отдавая краткие, быстрые указания и постоянно готовый прийти на помощь. На последних двадцати футах мужество едва не изменило мне, но в тот момент, когда никто этого не ожидал, мы, задыхающиеся, неожиданно очутились на краю снежного поля, полого уходившего вниз, к тянувшемуся на север ущелью. Итак, мы достигли перевала Ваба. Если считать, как утверждали немцы, что пограничная линия проходит по верхней отметке, значит, мы находились на германской, или карейнской, территории, а ущелье вело прямиком в стан наших врагов.
Дальше небольшой участок пути мы прошли на лыжах, что обычно оказывалось самым легким, но не теперь, когда после подъема нервное напряжение и слабость в коленях делали любое движение опасным.
У горловины ущелья, на карнизе, вознесенном над снежным полем, здесь спускавшимся к небольшому леднику, стояла сторожка, настолько слившаяся с заснеженными выступами скал, что я не сразу различил ее.
— На сегодня хватит, — сказал Дон. Мы, новички, были рады возможности наконец немного отдохнуть, перекусить и вздремнуть, пока Дон разводит огонь.
— Эти дрова, — заметил с улыбкой Дон, указывая на север, — я приношу оттуда.
Вопреки его словам о том, что на сегодня все наши труды позади, к вечеру мы спустились на лыжах к леднику, укрытому толстым слоем снега и вполне безопасному, вившемуся вдоль ущелья, как река. Через две мили он резко ушел вниз и скрылся из виду за скалами справа.
У наших ног расстилались степи Собо — свободная от снега, бледно-желтая мерцающая равнина, далеко-далеко внизу, приподымаясь, она уходила к горизонту. Прямо под нами, но выше равнины тянулась темная полоса леса; вдоль ее внешнего края, отчасти скрытая мощной стеной гор, виднелась россыпь белых точек. Это было большое горское селение Фисиджи, находившееся от нас на расстоянии миль десяти. Там находились сейчас наши враги и наши возможные друзья — горстка немецких военных, наблюдавших за порядком.
Дон рассказал об обязанностях дозорных весной. Чуть выше того места, где мы стояли, располагался пункт, откуда можно было следить за подъемом на перевал. Наблюдение за Фисиджи необходимо было вести с рассвета до наступления темноты, поскольку, боясь подниматься ночью, горцы вполне могут выступить на заре. При первом же признаке их появления часовой обязан поднять тревогу. Как можно быстрее он должен вернуться и зажечь сигнальный огонь, который в долине заметят в усадьбах Дазенов и Хисов. Глаз у обитателей усадеб был наметанный. Далее наблюдателю и его напарникам — поскольку в хижине всегда обязаны находиться еще двое — следовало действовать исходя из численности отряда горцев. Если он окажется небольшим, мы будем ждать в специально выбранных Доном точках, которые он покажет нам позже, а затем начнем перестрелку. Если большим, то мы зажигаем два костра и спускаемся к месту встречи возле сторожки в лесу. За ущельем Ваба закреплялось четыре человека, которым предстоит приступить к своим обязанностям сразу после начала таяния снегов, ожидавшегося через пять-шесть недель. После шести дней на перевале предоставлялось шесть дней отдыха. Каждый третий день дозорных обязаны менять. Четвертым в нашем дозоре будет кто-то из Эккли, соседей Хисов. В течение шести дней, что мы будем на перевале, троим отводилась роль дозорных, остальные трое должны были присматривать за хижиной, готовить и пополнять запасы. Возвращающиеся после отдыха будут доставлять новые запасы провианта, но о дровах нам придется заботиться самим. Ближайшее место в этом смысле были расстилавшиеся внизу леса, и заготовка дров считалась самым опасным поручением.
