Михаил Федоров - Искатель, 2014 № 06
Нечто подобное было с ним и сейчас. И он, стоя посреди комнаты, вдруг заметил мотылька на оконном стекле, тщетно пытавшегося вылететь сквозь невидимую преграду и так мягко и тихо шуршащего своими пергаментными крыльями. Потом он посмотрел на стену и отметил миленький рисунок обоев: вазочки — конфетки — вазочки — конфетки, а в промежутках — шарики. «Бывшая детская», — подумалось ему. Взгляд скользнул дальше по книжному шкафу с несколькими полками книг. Среди них он отметил потертый корешок томика Рембо и рядом в затененном уголке между блестящих обложек неожиданно обнаружил темную, почти незаметную на первый взгляд деревянную икону с изображением Богоматери с младенцем. В этот момент вошла Тома и, проследив его взгляд, задумчиво остановилась возле.
— А ты бы пошел венчаться в церковь, если бы я захотела? — тихо спросила.
— А твой отец?
— Да я разве о том. Можно потихоньку от него. Уехать в деревню и там.
— Потихоньку пошел бы… — ответил он и попытался обнять ее за плечи.
— Эх ты, трусишка.
В коридоре послышался щелчок.
Раздался голос Олега Кирилловича: «Отец курсанта пришел?», на что Нина Михайловна ответила: «Нет, пока только Миша» — «А что же я его не вижу?» — «Они там с Томой».
— Пошла к отцу, — Тамара мягко сняла с плеч руки Михаила и вышла. — Пап! Посекретничать надо.
— В такой день? Ну, ладно, пошли, ко мне.
Усевшись за стол, внимательно посмотрел на дочь и пошутил:
— Подслушка выключена. Не бойся. Говори.
— Тут такое дело, — начала Тома, прикрыв поплотнее дверь. — Но только не злись! Имей в виду одно: я и Миша любим друг друга и непременно хотим пожениться.
— Уже усвоил, — проговорил Олег Кириллович. — А что, случилось что-нибудь?
— Тут шантажистка одна объявилась. Из его прежних знакомых. Хочет на себе женить.
— Но это не просто, если твой кобелек сам не захочет. Другое дело, если у нее ребенок от него.
— Ты, как всегда, угадал! — вздохнула дочь.
— Служба такая. В ней без соображения нельзя, — мрачно проговорил Олег Кириллович. — Ну и что будем делать с этой проходимкой?
— Мишу ей я не уступлю!
— Уступлю… Он что, вещь? У него есть своя башка. Пусть думает. И не впутывает нас в это дело.
— Пап! С головой у него все в порядке. Просто они с мамашей грозятся к мишиному начальнику пойти и поднять шум. Надо бы помешать этому.
— Я не Господь Бог! Но пара психованных дамочек такой пожар раздуть могут, что и десять генералов его не потушат. Впрочем, чего мы зря болтаем. Давай его сюда.
Тамара привела Михаила. Тот держался внешне спокойно, только красные пятна на лице выдавали его состояние.
— Ну что, пользуешься тем, что не я выбираю себе зятя, а она? — ледяным голосом произнес генерал. — Удобная позиция. Что там у них против тебя? Выкладывай!
— Письма могут показать, — заговорил Подцыбин.
— Какие?
— Одно с обещанием жениться. Другое с отказом.
— Всего-то?
— Еще они фиктивную денежную расписку с меня взяли. По рукам и ногам связать хотели.
— На два фронта работаешь! Щенок! — рявкнул генерал, побагровев. — Да я тебя на Канальские острова! Мне довелось на Беломоре. А на тебя канальских островов в нашей стране хватит.
— Пап! Ты что?! Он за меня борется, — встряла Тома.
— За тебя он борется? Это еще неизвестно. А вот то, чтобы не вышибли из школы, это точно!
— Это же естественно! Не бороться же ему за то, чтобы его выгнали, — произнесла дочь.
— Всякое шкурничество естественно… — отрубил отец.
— Ну а ты что молчишь, скажи хоть что-нибудь, — Тома повернулась к Михаилу.
— То, что не хочу со школы вылететь, правда. То, что скандал хотел замять, тоже. Так что вот шкурником получаюсь.
— Не паясничай! — буркнул генерал.
Достал из ящика стола пачку «Явы» и зажигалку, пододвинул к себе тяжелую мраморную пепельницу с изображением белого медведя («Такой только черепа кроить», — машинально отметил Подцыбин) и закурил, выпуская кольцами дым, изредка поглядывая сквозь них на молодых людей.
— Отец в курсе?
— И как он?
— Не получилось у них с ее матерью разговора. К Максякину грозились пойти.
— А это еще кто такой Максякин?
— Начальник курса.
— И что же он про эту историю знает?
— Были они у него весной. И он делал мне внушение.
Тамара криво усмехнулась.
— Значит ты, — продолжал Олег Кириллович, — ему обещал жениться на ней?
— Нет, ему не обещал, — заторопился Подцыбин. — Только сказал, что улажу это дело.
— Это при помощи расписки, что ли? — хмыкнул генерал. — И что еще известно вашему Максякину? Про мою дочь, например?
— Известно.
— Вот как…
— Доложил, что собираюсь жениться на вашей дочери.
Генерал уперся тяжелым взглядом в Михаила. Тамара, замерев, смотрела в паркет. Генерал грубо раздавил сигарету в пепельнице. Поднял трубку телефона. Перелистнув страницы блокнота, набрал номер и через некоторое время сказал:
— Это генерал Авостин. Максякина мне. Да, начальника курса… Слушай, Максякин! Вот тут у меня твой курсант Подцыбин рядом стоит. Что о нем скажешь? Что, сегодня была? И заявление оставила? А ну, зачитай.
Держа трубку, генерал свободной рукой потянулся за пачкой, а Подцыбин, схватив зажигалку, щелкнул ею и поднес к сигарете. Олег Кириллович снова окутался клубами дыма.
— Серьезная бумага, — произнес он, выслушав. — Но я все — таки не советую спешить. Данная гражданка не внушает доверия. Если что, информируй.
Олег Кириллович положил трубку:
— Что стоите, как чужие?
Михаил и Тома послушно опустились на диван.
— Заявление пока придержат, — посмотрел на Подцыбина. — Продолжай заниматься, готовься к защите. Но если сама с животом придет и будет здесь обивать высокие пороги, многого не гарантирую. Дай Бог диплом вырвать. Остальное под большим вопросом.
— Пап! Мы с Мишей должны немедленно оформить брак! — чуть не выпалила Тома.
— Как, немедленно?
— Сегодня, завтра… Откладывать нельзя.
— А ты с матерью поговорила? Пойдите, погуляйте там, — проговорил Олег Кириллович и, когда молодые выходили из кабинета, позвал. — Томка! Задержись на минуту.
Дверь за Иихаилом закрылась.
— А не гонишь ли ты лошадей, доча? — спросил Олег Кириллович. — Локти потом не будешь кусать?
— Мне сейчас придется кусать, если вы позволите ему жениться на другой…
Родители Тамары закрылись в кабинете, а молодые, напряженно ходя по комнатам, прислушивались к глухо доносившимся взволнованным возгласам Нины Михайловны, прерывавшимся неразборчивым гудением генеральского баса. Потом дверь резко открылась и заплаканная хозяйка дома пробежала в свою комнату.
