Приключения бригадира Этьена Жерара - Артур Конан Дойль

Презрительно-гневный взгляд княгини был до такой степени невыносим, что Всадники поспешили стушеваться.

Княгиня обратилась ко мне:

— Идите за мной, полковник Жерар, мне нужно с вами поговорить.

Я последовал за красавицей, и мы очутились в той приемной, где мы с нею уже раз беседовали. Княгиня заперла дверь, а затем, глядя на меня блестящими глазами, произнесла:

— Полковник Жерар! Теперь, когда я окончательно выиграла игру, я более не желаю вам зла. Кроме того, по правде говоря, если бы я когда-нибудь очутилась в том неприятном положении, какое я вам описала в Лобенштейнской гостинице, я не желала бы иметь более храброго и честного защитника, чем полковник Этьен Жерар. Вытаскивая у вас из кармана письмо, я испытала нечто неожиданное. Я никак не предполагала, что могу испытывать подобное чувство по отношению к французу.

— Но все-таки вы украли письмо.

— Потому что оно было нужно мне и Германии. Между моим мужем и вами оставалась только я, слабая женщина. Вы понимаете, что мне было необходимо поступить именно так, как я поступила.

— Признаюсь, ваше высочество, — ответил я, — что вы победили меня и мне остается только покинуть поле битвы.

— Но это письмо вы возьмите с собой, — сказала княгиня, протягивая мне похищенный ею пакет, — князь теперь перешел рубикон и возвращение назад для него немыслимо. Верните это письмо императору и скажите ему, что мы отказались принять его. Таким образом, вы выйдете с честью из положения. Прощайте, полковник Жерар, от души желаю вам благополучно добраться до Франции. По эту сторону Рейна вам будет не так хорошо. Пройдет не более года и в Германии не останется ни одного француза.

Тем и кончилось мое состязание с княгиней Саксен-Фельштейнской; игра была любопытная, потому что на карту была поставлена вся Германия. Я проиграл эту игру.

Моя усталая Виолетта медленно двигалась по большой дороге на запад от Гофа, а я предался размышлениям. Но о чем я ни думал, гордое, красивое лицо княгини, как живое, стояло предо мною, а в моих ушах звучала песня поэта-воина.

И понял я тогда, что в этой сильной, терпеливой Германии есть что-то страшное, что эту Германию, мать народов, старую и любимую своими сынами страну, ничем победить нельзя.

Стала заниматься заря. Звезда императора, на которую я указывал немцам, стала тусклой и бледной, а затем и совсем исчезла на западе.

ХШ. ЖЕРАР ПОЛУЧАЕТ МЕДАЛЬ ЗА ЧЕСТНОСТЬ И БЛАГОРОДСТВО

Герцог Тарентский, тот самый, которого товарищи называли запросто Макдональдом[12], был в отвратительнейшем настроении духа. Его угрюмое, шотландское лицо напоминало те рожи, которые делают на звонках домов Сен-Жерменского предместья. Потом я узнал, что он был разозлен императором. Тот в шутку сказал, что боялся послать его против Веллингтона.

— Вы — шотландец, а он — англичанин. Кто знает, может быть, при виде английской армии в вас проснется шотландский патриотизм, — сказал он.

Мы с майором Шарпантье заметили, что Макдональд прямо пылает гневом.

— Бригадир Жерар из гусарского полка! — произнес он тем тоном, который пускают в дело капралы, обращаясь к нижним чинам.

Я отдал честь.

— Майор Шарпантье из конно-гренадерского полка!

— Здесь, — откликнулся товарищ, отдавая честь.

— Император хочет вам дать поручение.

И без дальнейших разговоров он распахнул дверь кабинета и доложил императору о нашем прибытии.

Наполеона я гораздо чаще видел на лошади, чем пешком. Думаю, что Наполеон поступал умно, показываясь солдатам верхом на коне. В седле он производил чрезвычайно внушительное впечатление, а на самом деле…

Император, к сожалению, был очень мал ростом, куда меньше шести футов. В сравнении с ним даже я казался великаном, хотя я вовсе не высок. Кроме того, у Наполеона туловище было несоразмерно длинно, вследствие чего ноги казались короткими. Голова была большая и круглая, плечи кривые. Лицо у него было гладко выбритое и он был похож более на профессора из Сорбонны, чем на первого во всем мире воина. На вкус, конечно, товарищей нет, но полагаю, что если бы Наполеону дать красивые гусарские усы, такие как у меня, например, он был бы этим весьма обрадован.

Наполеон стоял в углу комнаты, спиной к окну, и разглядывал большую карту Франции, которая висела на стене. Бертье[13] стоял рядом с ним и старался казаться умным. Когда мы входили, Наполеон вытащил из ножен Бертье саблю и нетерпеливо ткнул ею в карту.

Император что-то тихо и быстро произнес. Я уловил слова: «бассейны Мааса» и «Берлин». Слово «Берлин» он повторил дважды.

Когда мы вошли, Наполеон сделал нам знак, чтобы мы приблизились к нему.

— Вы еще не имеете ордена почетного легиона, бригадир Жерар? — спросил он.

Я ответил, что ордена у меня