Богдан Сушинский - Черный легион
«Кстати, надо бы ознакомиться с ситуацией на фронтах, — подумал Курбатов, поднимаясь на вершину островерхого, похожего на шлем русского витязя, холма. — А то ведь вслепую идем, даже не представляя себе, где проходит линия фронта».
— Взгляните, подполковник, там какой-то объект, — вырвал его из раздумий голос идущего чуть впереди барона фон Тирбаха. Он прокладывал путь командиру по ельнику и зарослям вереска. — Похоже на воинскую часть.
Курбатов поднес к глазам бинокль.
— То ли склады, то ли… Постойте, барон, да ведь это же концлагерь.
— В такой близи от поселка?
— Зато множество рабочей силы, которую можно использовать на городских предприятиях. Вам в этой версии что-то не нравится?
— Да простят меня большевики.
Еще раз осмотрев открывавшуюся с вершины часть огражденной колючей проволокой и оцепленной вышками территории, Курбатов убедился, что это действительно лагерь.
— Вы правы, — услышал Курбатов позади себя знакомый бас Адмирала. К стыду своему, он не заметил, когда тот приблизился. — Перед вами один из сталинских концлагерей. Семь тысяч заключенных. Не самый крупный, должен заметить. В иные лагеря, те, что поближе к Уралу, до семнадцати тысяч загоняют.
— Так все это действительно правда? Ну, о лагерях? — спросил фон Тирбах.
— А тебе, адмирал, что, об этом не говорили? Там, за кордоном, когда готовили?
— Говорили, но, если честно, думал, что… Словом, пропаганда есть пропаганда.
— Существуют вещи, в которые трудно поверить, даже когда возвращаешься на родную землю в шкуре диверсанта, — подтвердил Курбатов. — Кстати, как вам удалось выследить нас, Адмирал?
— Я за вами не слежу, — насупился отставной моряк. — С подозрениями покончим сразу же.
— Договорились.
— Тогда спускаемся. Все, что вам нужно будет узнать об этом лагере, узнаете от меня.
— Сами оказывались в нем?
— Оттуда редко кто возвращается. К тому же перед властью я кристально- чист. Даже отпетые большевички косятся на меня: слишком уж правоверным кажусь им. Иные откровенно боятся.
— На собраниях резко выступаете? Марксистские принципы отстаиваете? — поинтересовался фон Торбах.
— Это само собой.
— Отчего же такая правоверность при службе, как я понял, Белому движению?
Адмирал снисходительно взглянул на фон Тирбаха: «Господи, какой ты еще зеленый в этих делах!» Но так ничего и не ответил.
— Пора спускаться, — молвил он через минуту, уже после того как, взяв у Курбатова бинокль, внимательно осмотрел территорию лагеря. — Ему ждать некогда.
— Кому это некогда? — уточнил майор.
— Вишь, я забыл сказать: Конрад заявился. Требует к себе Легионера.
— Конрад? Решился?
— Ты у них в почете, адмирал, — хозяин их явки ко всем обращался только на «ты» и всех называл «адмиралами». Курбатов и Тирбах уже привыкли к этому. — К славе идешь.
— Что он из себя представляет?
— Понятия не имею.
— То есть хотите сказать, что видите его впервые?
— Как и Алина. С той разницей, что я-то его пока что вообще не видел.
— Вы же утверждаете, что он здесь.
— Но остановился не у меня. У него тут явка. У одной старухи, соседки моей. Основательно подслеповатой, кстати. У нее вы и встретитесь. Учтите, что Конрад из прибалтийских немцев. Так спрашиваете, в чем проявляется моя правоверность? — обратился он к Тирбаху, считая, что с Конрадом уже все ясно. — И откуда у меня такая правоверность, если служу белым? По правде говоря, я не служу ни красным, ни белым.
Единственное, кому я по-настоящему служу, так это своей ненависти. Не стоит выспрашивать подробности. У меня свои счеты с большевиками — и этим все заякорено.
— Мы воздержимся от липших вопросов, — заверил его Курбатов. — Кроме одного. Каким образом вы ведете свою борьбу в этой нашпигованной доносчиками и верными сталинистами-ленинцами стране? Как вам удалось столько времени продержаться здесь, ни разу не угодив в концлагерь?
10
— Ты прав, Эс[39], «наша жизнь разворачивается в невидимом мире, полном пещер, теней и жителей мрака»[40]. Я помню эти слова Мы все оказались посвященными во Зло. Но тот, кто осмелится обвинять нас, должен вспомнить, что Добру, которое мы избрали в качестве образца для построения нашего рейха нельзя служить, не будучи Великим Посвященным Зла Они забывают об этом, обергруппенфюрер, и наш долг жестко и жестоко напоминать им об этом. Именно так: жестко и жестоко…
Как давно он не беседовал с тенью Гейдриха!
После того как однажды войдя в его кабинет, фюрер, тыча дрожащим пальцем в посмертный слепок, недовольно спросил: «Это еще кто такой?» — Гиммлеру пришлось спрятать маску в сейф. Гитлер, в общем-то, не далек от истины: пока существует Третий рейх, в нем должны чтить только одного Бога и одного фюрера Поклонение кому бы то ни было третьему — следует пресекать, как пресекают государственную измену.
Нужно отдать ему должное: Гитлер сделал это довольно деликатно. Хотя для рейхсфюрера не осталось тайной, что и посещение его кабинета и тыканье пальцем — были заранее продуманы им. Фюреру надоело выслушивать байки о том, как Гиммлер неистово исповедуется перед маской Гейдриха и как правоверно советуется с ней, выставив лицо мертвеца там, где должна бить животворящая струя бессмертия «Майн кампф».
Спрятав маску в Сейф, Гиммлер какое-то время старался не обращаться к этому идолическому фетишу. Но в то же время никогда и не забывал о его присутствии. Как не забывал о незримом присутствии здесь самого Гейдриха. Уже не раз Гиммлер порывался обратиться к духовзывателям из института «Аненербе», чтобы с их помощью связаться с духом Гейдриха. Но всякий раз почему-то откладывал. А зря.
Он мог бы сказать убиенному то, чего не решался сказать всем остальным: да, узнав о твоей гибели, я облегченно вздохнул — что правда, то правда. Однако никакого отношения к организации убийства не имел. Замысел убрать тебя с пути? Признаю, возникал. Но ведь, надеялся, иным, не кровавым, путем.
Вот только кому он, Гиммлер, мог сказать об этом на земле? Не боясь вызвать еще более страшные подозрения? Ничто не вызывает такого убежденного недоверия и подозрения, как попытка опровергнуть грязные слухи. Попытка публично опровергнуть их.
В последнее время рейхсфюрер в самом деле начал фанатично верить в предсказания и все больше погружаться в мистику. Предчувствия, предугадывания… Ночные видения — где-то на грани сна и галлюцинаций. Страх перед смертью, на близость которой указывало все больше «черных примет»…
