Богдан Сушинский - Черный легион
— Здравствуйте, князь, — она подала руку так, словно шла с ним на мазурку. — Здравствуйте, милый, — присутствие нищего совершенно не смущало ее. — Рада, что добрались. Сам Господь вел вас.
— Тогда он слишком добр ко мне. На этой земле трудно встретить более недостойного христианина.
— Знакомьтесь. Нищий. Он же Иван… Впрочем, фамилия все равно ничего не скажет вам.
— Так вы и есть Конрад? — обратился Курбатов к нищему.
— Нет. И не знаю, даст ли Конрад добро на встречу. При всем уважении к вам. — Нищий казался намного воспитаннее, чем можно было предположить, видя его у запыленного парапета кладбищенской церкви.
— В таком случае позвольте называть вас «Адмиралом». На морской манер. «Нищим» неприлично. Тем более, что вы любите это обращение — «адмирал».
— Можете считать, что подарили мне кличку.
— Но было сказано, что я должен встретиться с Конрадом.
— Не исключено, — вмешалась Алина.
— Что произошло с тем нищим, который?..
— Вынуждены были срочно сменить. Устал человек. Не волнуйтесь: аккуратно, с помощью другого нищего, — поспешила заверить Курбатова Фельдшер, все еще не выпуская из своей руки руку князя.
— Пусть эта история останется для меня тайной, — согласился Курбатов, не желая вникать во все перипетии того, что происходит в этом городе. — Почему меня вызвали?
Алина и Адмирал переглянулись. Адмирал решил, что будет лучше, если в суть дела его посвятит девушка.
— Вам придется задержаться здесь, Легионер.
— Одно из условий моего похода как раз в том и заключается, что я и мои бойцы — вольные стрелки. Никто не волен командовать нами.
— Тогда считайте, что речь идет не о задании — о просьбе. Вы ведь, кажется, собрались в Германию?
— Вы-то откуда знаете об этом?
— Куда более важно, что об этом знают в самой Германии. И что в Берлине вами заинтересовались. — Она вновь пожала руку подполковника, явно подбадривая и поздравляя с успехом. — И что мы снова вместе. Вдвоем что-нибудь придумаем, правда, Нищий?
— Адмирал, — сдержанно поправил ее агент.
— Ах да, пардон…
Адмирал молча кивнул. Курбатов чувствовал, что этот человек ревнует к нему Алину, поэтому становится все скованнее и скованнее. Будь ситуация иной, он, наверное, давно ушел бы, оставив их наедине со своими воспоминаниями.
— Да, мне сегодня же нужно возвращаться в Самару, — неожиданно объявила Фельдшер.
— Сейчас? Поздно вечером?
— Ночным проходящим поездом. Нищий, — позвольте, я уж так и буду называть вас, — прикоснулась к руке отставного моряка, — постарается накормить вас и устроить группу на ночлег. Что, как вы понимаете, в наше военное время непросто.
— Продукты у нас имеются, — сухо ответил Курбатов. — Ночлег под крышей моим парням противопоказан. Они приучены подолгу жить в полевых условиях.
— За полевыми дело не станет, — заверил его Адмирал. — А пока не будем терять время. Я живу рядом, в пригороде. Стоит пройти вон через ту рощицу — и мы дома. Где ваши парни?
— Тирбах, — скомандовал Курбатов, — приведите парней. Держитесь в нескольких шагах от нас, следуя двумя группами. Чем меньше людей, тем меньше они привлекают внимания.
7
— Господин рейхсфюрер, — возник в кабинете Гиммлера штандартенфюрер Брандт, — гауптштурмфюрер Эльза Ален-берн будет у вас через двадцать минут. Только что с доктором Аленберн беседовал сам фюрер.
— Доктор Аленберн? Да, ей тоже нужны скелеты, мозги и прочий человеческий материал?
— Я помню о просьбе собирателей скелетов[36]. Ответ им подготовлен. Но Эльза Аленберн занимается не этим. Она — комендант «лебенсборна»[37] — «Святилища арийцев».
— Вот как? «Святилища арийцев»? — долго и смутно вспоминал Гиммлер.
— Вчера доктор просила принять ее.
— Чем это вызвано?
— Аленберн знает, что вы очень заинтересовались работой подобных, весьма специфических, заведений.
Гиммлер мог бы и полюбопытствовать, когда это он в последний раз проявлял столь усиленное внимание «лебенсбор-нам», однако вместо этого осуждающе взглянул на своего секретаря и личного порученца. Он уже вспомнил, что вчера, в спешке, ему действительно было доложено о просьбе доктора Аленберн. Это так. Но замечание Брандта «весьма специфическое заведение…» Это некорректное замечание… Оно показалось рейхсфюреру пределом легкомыслия.
А между тем «лебенсборны» — одно из важных достижений науки СС, благодаря которому закладываются основы будущей истинно арийской расы, основы государства СС, в пределах которого уже никому не придет в голову сомневаться в степени чистоты крови того или иного арийца.
— По-моему, вы не совсем верно истолковываете предназначение «лебенсборнов», штандартенфюрер. — Гиммлер никогда не стеснялся делать замечания своему порученцу. Причем очень часто это происходило в довольно резкой форме. — Очевидно, потому, что слишком мало времени уделяет изучению теоретических изысканий института «Аненербе», да и вообще теории СС.
Говоря это, Гиммлер подошел к стоящей чуть в стороне от его рабочего стола, между окном и сейфом, небольшой подставке, на которой покоилась посмертная маска Рейнхарда Гейдриха, словно обращался к духу и авторитету великого ученого.
Штандартенфюрер лишь мельком взглянул на гипсовый слепок и мгновенно увел взгляд в сторону.
«Опять этот мертвецкий лик? Откуда он появился?!»
Посмертная маска бывшего начальника Главного управления имперской безопасности, шефа гестапо и заместителя протектора Богемии и Моравии обергруппенфюрера СС Гейдриха придавала и без того мрачному кабинету Гиммлера некий налет мистичности.
— Это мой недостаток, господин рейхсфюрер, — смиренно признал Брандт. Он по-прежнему оставался одним из немногих людей, не ощущавших ни особого страха перед «самим Гиммлером», ни страха за свою карьеру. Об этом по-лукарлике вообще мало кто знал что-либо более-менее достоверно. Те, кому было известно бесстрашие штандартенфюрера, — или фаталистское безразличие к собственной судьбе, — всегда поражались его выдержке. Штандартенфюрер прожигал свою далеко не грозовую жизнь с какой-то провидческой уверенностью, что пока существует «вечный Гиммлер», существует и «вечный Брандт». Правда, кое-кто подозревал, что в представлении самого полукарлика, эта взаимосвязь просматривалась в иной последовательности — «вечный Гиммлер» существует лишь до тех пор, пока существует «вечный Брандт». Однако истина оставалась тайной рейхсфюрерского двора.
