М Фоменко - Рог ужаса: Рассказы и повести о снежном человеке. Том I
Белов покачал головой:
— Я ведь сказал, что не злоупотреблял и никогда не стану злоупотреблять своей способностью читать чужие мысли. То, о чем думает Жиро, совсем не интересно, ни для тебя, ни для разгадки здешних тайн.
— Значит, ты считаешь, что надо продолжать?
— Конечно… Ведь мы еще ни на шаг не приблизились к разгадке. Мы обязаны продолжать, Шота.
— Может, ты веришь и в «призраков»?
— Верю, Шота. Верю, что Локк и доктор видели кого-то. Верю, что жертвой этого «кого-то» пали Ковальский и Сто-нор. Допускаю, что эти «кто-то» причастны к исчезновению Латикайнена и Рассела. Верю в аборигенов этих пустынных гор. Дорогой Шота, человек открыл далеко не все на своей небольшой планете. Жизнь обладает удивительным свойством приспосабливаться к самым невероятным условиям. К самым невероятным, Шота. В Европе наши предки тоже уцелели во время Великого оледенения… Да, я верю в аборигенов Земли Королевы Мод, отнюдь не призрачных, а вполне материальных. Допускаю, что они стоят на лестнице эволюции гораздо ближе к нам с тобой, чем моржи или пингвины, хотя, быть может, и обладают удивительными, с точки зрения нашей физиологии, свойствами… Ты вправе сомневаться, Шота, спорить, браниться, но ты обязан продолжать поиски. Мы все должны… Нельзя отступать, очутившись на пороге такой загадки. Мы ученые, и мы не имеем права отступить.
— Ну, дорогой, — сказал Вериадзе, — давай я тебя поцелую. До чего хорошо говорил. Никто лучше не скажет. Я тебе, конечно, не верю… То есть нет: как начальник я тебе не верю, как ученый — сомневаюсь, а как Шота Вериадзе я тебе подарю самый лучший кинжал прадеда, и можешь жарить на нем шашлык из свинины, если поймаешь этого своего аборигена. И будь он хоть помесью моржа, питекантропа и пингвина, мы поймаем его, если, конечно, все так, как ты говоришь…
* * *Прошло еще несколько дней. Лобову пришлось прекратить полеты. Начал барахлить левый мотор, и самолет поставили на профилактику. Механики занялись мотором, а летчик присоединился к «спелеологам». Радиста отправили в Большую кабину. Его место у передатчика Ледяной пещеры теперь должен был занять Жиро. Доктор с радостью принял свою новую обязанность. По крайней мере теперь ему не надо было ежедневно спускаться в лабиринт и лазать там в поисках бестий, встретиться с которыми Жиро не имел ни малейшей охоты.
Лобов, появившись впервые в Ледяной пещере и оглядев товарищей, не мог скрыть удивления:
— Эге, друзья, — пробормотал он, потирая свои свежевыбритые щеки, — да вы скоро Сергея перещеголяете… Или у вас тут соревнование под девизом «прочь бритье?»
— Ничего, Иван, — утешил летчика Белов, — поживешь тут с недельку, еще не так зарастешь.
— Дудки! — объявил Лобов. — Я с собой механическую бритву взял.
— Не понадобится, — жестко сказал Вериадзе, — еще два похода в лабиринт, и кончаем. Все имеет свой предел…
— Разумеется, мистер Вериадзе, — кивнул Локк. — Пора кончать. Вы и так посвятили нам и нашим бедам слишком много дорогого времени.
— Неужели и вы готовы отступить, мистер Локк? — спросил Белов, внимательно глядя на метеоролога. — Вы, потерявший тут троих товарищей?
— К чему вспоминать, — глухо сказал Локк. — Их уже не вернешь… Летом, когда здесь появятся наши шефы, мы, конечно, снова проникнем в этот лабиринт, а сейчас…
— Засыпать вход в Ледяную штольню, и дело с концом, — предложил Жиро. — И возвращаемся в Большую кабину. Тайна этого проклятого места нам просто не по силам.
— Еще два маршрута все-таки сделаем, — возразил Вериадзе. — Два последних. Так, мистер Локк?
— Как хотите. Мне все равно… И если говорить откровенно, я уже не поручусь, что действительно видел их… этих «электрических обезьян». А ты, Ришар?
— Клянусь святой Терезой Лиможской, — сказал Жиро, — я вообще ни за что не поручусь на этой земле. Абсолютно все могло быть видением, галлюцинацией, миражем, фата-морганой, приступом безумия, даже настоящими призраками, черт побери. Кто из вас поручится, господа, что призраков не существует? Я имею в виду полноценных, классических призраков или привидений, перед которыми равно бессильны и медицина, и пуля, и даже здравый смысл ученого.
— Ну вот, что я говорил! — бросил сквозь зубы Вериадзе, обращаясь к Белову.
— Очень хорошо, коллега! — быстро сказал профессор, не отвечая Вериадзе. — Однако как вы, оставаясь на позициях классического идеализма…
— Дуализма! — прервал Жиро, поднимая указательный палец.
— Превосходно — даже дуализма! Как вы с этих позиций объясните кончину вашего начальника и паралич мистера Ковальского? Тоже вмешательством потусторонних сил?
— Видите ли, коллега, — начал Жиро. — На этот вопрос я…
— Перестань паясничать! — яростно крикнул Локк. — Простите его, господа; он опять… Разумеется, вы имеете право сомневаться и не верить нам, — продолжал кричать Локк, обращаясь к Вериадзе и Белову. — Ришар напивается, стоит оставить его одного, а я… я действительно теперь не знаю, видел я их или это была галлюцинация… Понимаете, не знаю, не уверен… Вы опять скажете — смерть Стонора, случай с Ковальским. А можете вы поручиться, что все это не поражения разрядами атмосферного электричества?.. Молчите, да?
— Мистер Локк, — начал Фомин, который только что появился из Ледяной штольни, — а ведь эти ваши «призраки»…
— Подожди, Сергей, — прервал Белов. — Мистер Локк, вы трезво мыслящий, сильный человек и старый полярник, как же вы так легко готовы согласиться, что все случившееся — галлюцинация? Когда-нибудь раньше у вас были галлюцинации?
— Никогда!
— А здесь трижды на протяжении нескольких дней. Ведь вы трижды видели их, не так ли?
— Да, и один раз так, как вижу сейчас вас.
— Так почему же галлюцинация?
— Мистер Локк, — снова начал Фомин, — понимаете, я сейчас…
— Не знаю, — сказал Локк. — Вот когда слушаю вас — одно, а когда начну думать… Наверно, этого слишком много для моей бедной головы. Порой даже думаю, не схожу ли с ума…
— Чепуха какая!
— А вот и не чепуха, — сказал Жиро. — Очень даже можно сойти…
— Чепуха. Человеческий разум — великолепный аппарат. Надо ему доверять.
— Конечно, — подтвердил Лобов. — Вот мне покажи хоть взвод рогатых вурдалаков с горящими хвостами, я подойду и потрогаю, какие они — из капрона или из папье-маше…
— В общем, все ясно, — резюмировал Вериадзе.
— Ничего не ясно…
— Нет, ясно…
— Что тебе ясно, Шота?
— Ты остался в абсолютном меньшинстве, Юрий.
— И тем не менее не считаю вас правыми.
