Остин Райт - Островитяния. Том второй
По-иному выглядела жизнь Хисов, хотя конечная цель ее оставалась той же. Эк и Атт трудились, чтобы достичь — если не для себя, то для своих детей и внуков — того, что Файны уже имели и что они имели бы тоже, не заставь их напряженные отношения внутри семьи перебраться на другое место. Они были первопроходцами, однако в отличие от многих первопроходцев так ясно представляли себе, чего хотят, что суетливость и беспокойство были им неведомы. Они трудились, не изнуряя себя, не растрачивая силы попусту в мятежном порыве — зачастую в результате бесцельной жажды активности. Трудившаяся рядом с ними Эттера, однако, не была столь же довольна своей участью, поскольку плоды ее труда были менее осязаемы. Эк и Атт воочию видели, как ложатся ряд за рядом камни и стена нового амбара становится все выше, она же каждый день видела лишь очаг и пустые после еды миски. Но представься Эттере выбор — делать то, что она делала, работать вне дома или не работать вообще, — она все равно предпочла бы свое нынешнее занятие. Чувство алии в ней было так же глубоко. Эти трое и составляли ядро новой общности, вполне в островитянском духе.
Несколько особняком, как существо более редкой породы, держалась Наттана. Она ткала холсты, кроила и шила одежду, и потому ей требовалось более широкое поле деятельности, не ограничивающееся лишь собственным поместьем. В Островитянии жило немало таких людей, удовлетворявших нужды своих соседей. Наттана вполне могла обшивать всю семью, но ей, так или иначе, требовался совет со стороны, чужой опыт, чтобы шить одежду на продажу. Выручаемые деньги принадлежали бы ей самой, но тратить их на себя было особенно негде, и, конечно, она вносила бы эти деньги в семью, где на них можно было бы приобрести то, в чем нуждалось хозяйство. Ее заинтересованность, ее причастность алии, таким образом, носила более косвенный характер, чем у тех, кто непосредственно трудился над обустройством поместья.
Все это и было бы так, останься Наттана в Нижней усадьбе. Тамошний ткач, человек преклонных лет, подумывал об отдыхе, и кому-то надо было его заменить. Наттана же обладала к ткаческому ремеслу склонностью и талантом, если не сказать более. Соседи по Нижней усадьбе знали это, и их было достаточно много, чтобы Наттане не пришлось сидеть без дела. Рядом с Верхней усадьбой, в десяти милях вниз по долине, уже давно жил местный ткач, чьим делам Наттана не хотела мешать. В дальнейшем, если ее пребывание в Верхней усадьбе затянется, кто-нибудь сможет занять ее место, а вернувшись, Наттана не захочет вторгаться в чужие интересы и разрушать чье-то благополучие. Итак, она не вкладывала денег в хозяйство Верхней усадьбы, не работала на него, как Эттера, и не получала в полной мере удовольствия от своих трудов, потому что нахождение ее здесь было лишь временным. Тем не менее она накрывала на стол, помогала мыть посуду и, кроме того, прибиралась в комнате сестры, в своей и приглядывала за порядком в моей. Но ей хотелось ткать, и, забрось она свой станок, свою работу, приносившую творческое удовлетворение ее глазу, уму и рукам, она превратилась бы в несчастнейшее существо. И Наттана не оставляла своего дела, стараясь ограничивать количество производимого, употребляя бóльшую часть времени на всевозможное совершенствование и разнообразие своей продукции.
Похоже, здесь вошло в привычку каждый второй день делать «сокращенным». Иногда «выходная половина» таких дней просто посвящалась какой-либо иной работе. Так поступал Эк, Атт же седлал лошадь и уезжал кататься до вечера. Эттера уходила гулять одна, всегда возвращаясь в добром расположении духа. Мы с Наттаной катались на коньках, и стоило нам покинуть дом, как ощущение жизни менялось. Внимание мое было полностью поглощено моей спутницей, которая день ото дня становилась все желаннее. Иногда желание оказывалось настолько сильным, что мешало моему счастью, а иногда счастье заставляло забыть о желании. Однако мы ревностно сохраняли видимость дружеских отношений и частенько без слов так хорошо понимали друг друга, что не могли не смеяться над своим притворством.
Прошло немногим более недели, и за перистыми облаками — предвестниками ненастья, — тянувшимися со стороны Островной, и в самом деле последовала сильная метель, прорвавшаяся через горный заслон. Наутро мы проснулись от неистовых завываний восточного ветра, кружившего вокруг дома, от гулявших по комнатам ледяных сквозняков; снег валил такой плотной пеленой, что ничего не было видно, кроме мутно-белой завесы. Для меня утро выдалось хлопотное: приходилось постоянно следить за огнем в очаге, то и дело совершая вылазки в сарай за дровами — путь недолгий, но ветер все время норовил свалить с ног, и снежные вихри вились кругом, залепляя глаза и обжигая щеки.
Сегодня как раз «сокращенный» день был у нас с Наттаной. О коньках нечего было и думать, даже выходить из дому было небезопасно. За ленчем Наттана сказала, чтобы я ждал, когда она позовет меня в свою мастерскую: ей хотелось чем-то удивить меня.
Я устроился у гостиной, но чтение не шло, и я гадал, что же такое задумала Наттана. Из комнаты ее слышались звуки станка, потом они смолкли, но прежде, чем голос девушки позвал меня, еще долго стояла тишина.
Я одним духом очутился наверху. Наттана ждала стоя на пороге; глаза ярко горели, но во взгляде сквозило сомнение.
— Долго же вы заставляете себя ждать, Наттана.
— Мне хотелось закончить так, чтобы никто не мешал… Не знаю, понравится ли вам то, что у меня вышло.
Она подошла к столу, где обычно держала работу; на станке ничего не было, от затопленного очага исходило тепло. Сотканный холст она то растягивала на руках, как портниха, то накидывала на плечи, драпируясь в него так, что оставался виден только открытый зеленый ворот. Потом она повернулась, и изменчивый свет пробежал по мягким тепло-коричневым складкам. Круглый нимб рыже-золотых волос ярко горел на фоне залепленного снегом окна.
— Когда вы сказали, что вам понравилась эта ткань, я так обрадовалась! Я ткала ее для вас, правда сомневалась насчет цвета, потому что решила заранее не спрашивать. Я чувствовала, что выбрала правильный оттенок, но у вас, может быть, и другой вкус. А то вы все носите одно темно-синее, словно вам лень подбирать себе еще какие-нибудь цвета, те, что вам больше к лицу. Если я ошиблась и вам не нравится, вы ни в коем случае не должны это брать.
— Наттана, это именно то, что я хотел, и как раз то, что мне нужно!
— Да, вам нужно новое платье… Разрешите, Джонланг?
Подойдя ближе, она набросила ткань мне на плечи, потом, отступив, окинула мою фигуру придирчивым взглядом: