Георгий Тушкан - Джура
И это решило судьбу Кучака.
Саид громогласно объявил, что дарует Кучаку жизнь. Отныне единственной заботой Кучака должно быть исполнение желаний Саида, и пусть Кучак страшится ослушаться.
Саид встал с Кучака, хлестнул его напоследок для острастки и приказал привести лошадей.
Кучак услужливо бросился исполнять приказание. Он так спешил, так заискивающе смотрел в глаза Саиду, что тот смягчился. Больше того: Саиду почти всю жизнь приходилось прислуживать другим, и ему сразу понравилось иметь своего слугу и раба.
Продолжая путь, Саид поучал Кучака мудрости жизни и сам удивлялся своему опыту и сноровке.
— Мы заедем в Хотан, — сказал Саид, — к моему дружку. Продадим ему все пять лошадей и купим двух других. А потом поедем на юг, в Керию. Туда пять дней пути. А от Керии на северо-восток, до Соургака и Чижгана, еще четыре-пять дней пути. Там мы переждем некоторое время у моего знакомого, пусть Кипчакбай потеряет наши следы.
Саид рассказывал Кучаку об обычаях и верованиях различных народов, населявших Кашгарию. Он назвал уйгуров, дунган, казахов, узбеков, киргизов, китайцев, калмыков, долонов, бурутов, солонов и даже лулу, то есть цыган.
Саид говорил, перемежая свою узбекскую речь китайскими словами, калмыцкими, английскими, и Кучак не всегда понимал его.
Они ехали часа три по ровной местности, избегая многолюдных дорог, и приехали к оврагу с родником и зеленой травой. Здесь Саид решил дождаться наступления темноты, чтобы ехать ночью в Хотан.
Кучак со стоном сел на траву, и Саид засмеялся.
— Это что! — сказал Саид. — Однажды меня связали, навалили сверху колючий кустарник — джаргенек — и прогнали через меня пятьсот баранов. Меня спас знахарь. Я несколько лет после этого вынимал колючки из тела.
Он тут же рассказал Кучаку о знахарях и колдунах, об оборотнях-лисах, о мертвецах, принявших человеческий облик.
Саид лег спать, проспал чуть ли не до вечера, а проснувшись, спросил, почему Кучак не спит. Тот сознался, что ему, напуганному страшными рассказами Саида, было не до сна. Саид удивился, посмеялся, но сделал из этого далеко идущие выводы.
Саид продал лошадей в Хотане. Он мог бы продать их своему знакомому, перекупщику, но тот понимал, что лошади краденые, и давал половину цены. Саид знал настоящую стоимость этих лошадей и хотел заработать побольше. В борьбе между осторожностью и жадностью победила последняя. Был базарный день, и Саид продал лошадей на базаре. Причем трех он продал с уздечками, чего не сделал бы ни один настоящий хозяин. Затем Саид купил двух лошадей, и они отправились в путь.
Вечером болтливый Саид рассказал Кучаку страшную историю о проделках крыс, о том, как крысиный царь спас город Хотан от вражеской рати. Саид лег спать. Как и предполагал Саид, перепуганный Кучак почти всю ночь не спал. С тех пор Саид обычно давал Кучаку с вечера немного поспать, а потом будил, заставлял греть чай и попутно рассказывал страшные истории, чтобы напугать Кучака. Саид был в восторге от своей выдумки. Теперь он мог спать спокойно, не боясь, что у них украдут лошадей. Кучак всю ночь не смыкал глаз.
Все было бы хорошо, если бы в одном из кишлаков на пути не было праздника. Здесь впервые Кучак увидел бои боевых баранов, боевых петухов и боевых перепелов и бои огромных мохнатых пауков — фаланг. Зрители заключали пари, выигрывали и проигрывали деньги.
У Саида было много денег, и он умел разбираться в боевых качествах животных. Крикливый, горячий и грубый, он вмешивался в игру, командовал, спорил и влиял на решение и выигрывал немало. Но Саиду не повезло при игре в кости. К утру он проиграл китайцу все деньги и одну лошадь. Кучак ничего этого не знал и наблюдал, как толпа развлекалась. Нищие бросали китайские шутихи, те взрывались, и это очень нравилось Кучаку. Потом Кучак наелся и пошел спать.
Под утро Саид разбудил Кучака и решил силой вернуть проигрыш. Он обвинил китайца в мошенничестве, но у китайца была своя большая компания, защищавщая его, и из этого ничего не вышло. Саида, а заодно и Кучака прогнали.
Они поехали дальше. И снова Саид стращал Кучака рассказами, и тот не спал по ночам. И все же настала ночь, когда Кучак заснул неподалеку от кладбища, а проснувшись, удивился, что еще жив. Может быть, злые духи Саида и не так уж страшны? И чем больше Кучак об этом думал, чем больше вспоминал свою жизнь и последние события, тем больше убеждался, что не духи мучили его, а живые люди. Пусть он, Кучак, порой и несведущ, но зачем же над ним и теперь насмехаться, после всех слов, сказанных Саидом о дружбе? Кучак рассердился на Саида и затаил в душе обиду.
Саид с удивлением заметил, что даже после самых страшных рассказов Кучак засыпает спокойно. Кучак снова стал разговорчивым и рассказывал много случаев из своей жизни. С этих пор Саиду уже не спалось так крепко. Он проклинал свою жадность, толкнувшую его на базар с лошадьми. Человек хитрый, он понимал, что совершил непростительную ошибку и дал нить в руки Кипчакбаю.
У Саида не стало денег. Чтобы прокормиться, они продали одежду басмачей и часть своей.
— И все из-за тебя страдаю! Вот до чего ты меня довел! Во всем ты виноват!
Эти и подобные им слова весь день сыпались на Кучака. Он тяжело вздыхал и молчал.
— Только бы доехать до Чижгана! — говорил Саид.
Саид умело пользовался своим знанием местных обычаев. Однажды он подучил Кучака, и они не только поели в доме, где умер зажиточный человек, но прежде всех нищих получили по куску мыла и одежду из плотной синей материи на каждого.
Саид переоделся сам и заставил Кучака сделать то же. Теперь они были одеты в синие пиджаки и штаны из плотной синей парусины, на голове у них были тюбетейки, а на ногах ичиги.
Когда же есть было нечего, Саид украл кусок сыра курута и научил Кучака дополнять его диким ревенем и сельдереем, которые Саид рвал по дороге в известных ему местах. Ели они и молодые побеги тростника. Кучак показал свое мастерство и ловил голубей в силки. Саид то держался настороженно, то наглел, и Кучак никак не мог его понять и приспособиться к нему. Поучая Кучака, Саид чувствовал свое превосходство, а Кучак узнал много интересного о съедобных травах и корнях и, например, о том, что отвар горького перца согревает зимой.
Саид любил спорить, и вовсе не потому, что стремился доказать истину или убедить других в правильности своей точки зрения. Саид переводил спор в ругань, ругань в ссору, ссору в драку, а драка давала некоторое успокоение его строптивой натуре. Если собеседник говорил одно, Саид доказывал противоположное. Кучак, познавший эту особенность Саида, который искал разрядки накопившейся в нем ярости в ссоре и драке, стремился во всем соглашаться с Саидом.
