Ольга Михайлова - Мораль святого Игнатия

— Ленточку вы взяли у отца Петивьера?

Котёнок категорически отверг это обвинение. Не был он в рекреации, не брал ничего у отца Жана. Просто отцов обмануло наружное сходство предметов, разнящихся, однако, в сущности. Decipimur specie recti, все мы обманываемся видимостью правильного, ибо кому известны vera rerum vocabula — истинные наименования вещей? Эта лента — от пеньюара его матери, он её по ошибке в саквояж засунул, когда впопыхах вещи собирал. А обнаружил он её, когда пижаму искал, вот и сунул в карман штанов, а тут кстати про неё и вспомнил!

Надо сказать, что слезы Гаттино постепенно по ходу рассказа высохли, покаянное настроение было им забыто и сейчас стало очевидно, что маленький пройдоха явно гордится своим подвигом, мысленно примеряет к пушистой макушке лавровый венок, считая себя если не Цезарем, то уж Катоном точно.

Отец Дюран отрешённо глядел в потолок, бормоча сакраментальное «Incredulus odi, не верю». По глазам отца Горация было видно, какого он обо всём этом мнения, но слов для выражения распиравших его чувств у него не было. Всё, что он смог — это отвлечься от materia tractanda, обратившись к Дофину.

— Теперь хотелось бы понять, откуда взялся пожар на мансарде…

Всё, по мнению Филиппа, было просто. После того, как утром в воскресение проснувшийся Потье узнал о произошедшем ночью, он ахнул. Сначала сказал, как и Аквинат, что надо было натянуть на мерзавца штаны и оставить там, где был, но потом изменил своё мнение. Что сделано — то сделано. Гастон пожал Гаттино руку и заявил, что Пюиморен — просто ничтожество в сравнении с его величием, отчего Котяра, и без того довольный собой, окончательно возгордился. Он же, Дофин, хоть и вздохнул с облегчением и возблагодарил Господа за суды Его праведные, тем не менее, не ощутил полного успокоения, пока не обнаружил… некие бумаги. А так как до ночи Лорана не нашли, а ночью никто его искать не собирался, он предложил Потье полазить в тайниках Лорана на мансарде. До этого, днём, они обыскали вещи Венсана в спальне.

— Вы нашли то, что искали?

Дофин потерянно покачал головой. В тайнике стола на мансарде Гастон нашёл деньги, все двенадцать тысяч франков, что тот вытянул из него, — при этих словах у отцов-иезуитов вытянулись лица, — девять — его, и три — ему Гастон дал, но писем се… Бумаг не было. Гамлет предложил затопить камин и планомерно сжигать всё, что горит, может, так они найдутся? Но всё было без толку. Они сожгли, предварительно перетряхнув, почти всю рухлядь на чёртовом чердаке, оставив только остовы стульев, два старых матраса да старые наглядные пособия, но ничего не нашли. А после, уже на Бдении, он случайно выронил из огня какой-то листок, тот попал в разлитую на полу лужу какой-то чёрной дряни, и она вдруг вспыхнула. Они еле успели выскочить и добежать до спальни. А минут через десять отец Аврелий ударил в колокола.

Никто не прокомментировал этот рассказ, лишь Дюран со страдальческим выражением, застывшим на лице, спросил, почему тот молчал? Почему не сказал ему или отцу Горацию о том, что Лоран получил от него подобную сумму?

Д'Этранж горестно пожал плечами.

— А что бы вы сделали? Письма или у него, или у его отца. Это люди начальника полиции, скорее всего, украли письма у Лианкура. А потом Лоран мог спереть их у отца. И пока они не найдены — всё бесполезно. Сказать своему отцу, о том, где они, и о шантаже Лорана, я не мог — это убило бы его. Он знал, что Антуан де Венсан ненавидит его. Я только и мог — молчать, скрывать всё от отца и платить.

История была мерзкая.

Отец Аврелий спросил д'Этранжа, осмотрели ли они шкаф Лорана на корте? Дофин переглянулся с Гамлетом. Нет, там не подумали. Потье мышью юркнул за дверь, за ним выскочил и Филипп, а отец Сильвани между тем со странным любопытством осведомился у Гаттино, кто такой Пюиморен? Тот вяло изложил то, о чём однажды уже дебатировал с друзьями. И он действительно считает это допустимым и похвальным — ругаться над трупом? Котёнок вновь тонко разделил дефиниции. Похвальным не считает, а вот допустимым — вполне. Трупу всё равно — с черенком быть в заднице или без, от этого его посмертная участь хуже не будет, а живым это — назидание. Платон говорил, «если наказываемый неисправим, если он не удержался от величайшего зла, то наказание такому человеку — смерть, и это ещё наименьшее из зол. Для остальных граждан полезным примером станет бесславие преступника» Кроме того, Господь одобрил Иосию, что сжёг кости жрецов на жертвенниках их, «ибо осталось беззаконие их на костях их». А разве на заднице Лорана его беззаконие не осталось?

Так как этот вопрос имел академический характер, отец Эзекьель направился доложить об окончании расследования отцу ректору, однако, отец Аврелий был почему-то странно заинтересован поступком Котёнка. Тот веско и убедительно обосновал своё деяние, тем самым окончательно явив отцам всё легкомыслие и призрачность своего предыдущего раскаяния.

Juris praecepta sunt: honeste vivere, alterum non laedere, заявил Кот, suum cuique tribuere, предписания закона сводятся к следующему: честно жить, не обижать других, каждому воздавать по заслугам. Право наказания — jus puniendi — принадлежит Господу, грешно на него и покушаться, а вот право на возмещение собственного морального ущерба у него, как у пострадавшей стороны, было. Поэтому покуситься на жизнь негодяя он бы не смог, а вот требовать его бесславия — имел все основания. Черенок, послуживший signum reprobationis, знаком осуждения, так сказать, он взял у отца Симона, это — правда, но не украл, ибо красть — значит присвоить и скрыть вещь в целях личного обогащения. Он же и не думал обогащаться, себе оный черенок не присваивал, к тому же, позаимствовав сей предмет на время, отнюдь не прятал его, вон он, в лазарете валяется. И сделано это было с целью общественной пользы — как сказал Платон, «в назидание гражданам», а также, д'Этранж прав, для борьбы с вампирами, в чём тоже — общественная польза. Он мог бы, конечно, не делать этого, но рaulum sepultae distat inertiae celata virtus — скрытая доблесть мало чем отличается от могильной бездеятельности.

— Вы считаете это доблестью? — глаза отца Аврелия сияли, он едва сдерживал смех, — разве вы не знаете принципа «Quieta non movere» — не трогать того, что покоится?

Вот и сказали бы об этом Венсану! Он, Эмиль, пребывал в полном покое, никого не трогал, а этот как аnguis in herba, так сказать, подкрался и укусил его, аспид и василиск треклятый. Растленная задница, сontaminatus anus, maculates nates, — это возмездие и бесславие. Да, он знает, найдутся многие, кто осудит его деяние. Но он еrrare mehercule malo cum Platone, quam cum istis vera sentire, предпочтёт ошибаться вместе с Платоном, чем разделять правильное суждение с этими людьми…

— Тут вы ошибаетесь, юноша, — усмехнулся отец Аврелий, — Существительное nates — это pruralia tantum, и изменяется оно по категориальным парадигмам множественного числа. Прилагательное нужно поставить во множественном числе. Maculati nates…