Сиротка для дракона. Боевой факультет - Наталья Шнейдер
— Поняла, — после недолгой паузы сказала она.
Я-то уж точно ничего не поняла, но, поскольку говорили не со мной, любопытство стоило придержать при себе. Рано или поздно все само прояснится, а не прояснится, значит, не мое дело. Тем более что сейчас моя голова была занята совсем другим.
Раз за разом я оглядывала собравшихся, выискивая Родерика, и не находила его. Конечно, он вполне мог затеряться между остальными: среди боевиков хватало высоких широкоплечих парней, но я не сомневалась, что различу его в любой толпе. Однако минуты шли одна за другой, вот уже и Этельмер прислонился к дереву, поглядывая на часы, а Родерика все не было. И сколько я ни пыталась себя убедить, что он мог просто пропустить нулевую пару, обязательную только для боевого факультета, волновалась все сильнее. Да, парень, который плохо себя чувствует, едва ли будет так жарко целоваться перед расставанием, и, когда Родерик уходил, выглядел он вполне прилично, но я не была целителем и очень смутно представляла себе, как проявляется магическое истощение. Вдруг у него есть какие-то отсроченные последствия?
— Ты как будто не здесь, — сказал вдруг Зен.
— Не выспалась. — Я натянуто улыбнулась.
Отчасти это было правдой, сказывалось ночное бдение над докладом.
— Не буду спрашивать, чем ты занималась ночью, — ухмыльнулся Зак.
— Лучше не спрашивай, — кивнула я. — Пока я не вспомнила, что именно по твоей милости предавалась извращенной любви с докладом по теории магии.
Зак, смутившись, заткнулся.
Нет, не надо себя накручивать. Родерика знают многие, и многие ему симпатизируют, так что, даже если ему и стало плохо ночью, сосед наверняка повел себя не так, как Феликс вчера. Значит, ему помогут, а я узнаю, что с ним, скорее рано, чем поздно.
Вытянув шею и привстав на цыпочки, я попыталась разглядеть, все ли старшекурсники на месте — ведь если Родерику понадобилась помощь, то и его соседа не будет. Потом сообразила, что не знаю, с кем он делит комнату. Может, его сосед не боевик, а парень с целительского или вообще другого факультета.
— Стройся, — скомандовал Алек, прерывая мои мысли.
Я поплелась к своему месту, и уже когда встала, словно что-то толкнуло меня в плечо, заставляя развернуться.
Родерик бегом несся к полигону. Замер в воротах, после кивка Этельмера зашел внутрь и через несколько мгновений стоял рядом со мной.
— Хвала богам, с тобой все в порядке, — выдохнула я. Тут же смутилась — слишком уж явной была моя радость.
— Все в порядке, — шепнул Родерик. — Если не считать того, что я позорнейшим образом проспал. Давненько со мной такого не случалось.
Этельмер глянул в нашу сторону, и пришлось заткнуться.
— Раздеться, — прозвучала команда.
В этот раз никто не спорил. Я потянулась к пуговицам мундира и, только расстегнув последнюю, поняла, что беззастенчиво пялюсь на Родерика, уже скинувшего свой китель. Он поймал мой взгляд, подмигнул, улыбнувшись, и от этой улыбки меня обдало жаром. Я потупилась, но все же, не удержавшись, подняла голову и замерла. Неприлично было так таращиться, но я не могла оторвать взгляд от него, и только щеки наливались горячим теплом. Щеки и низ живота.
— Как я уже говорил, ты очень мило краснеешь, — мурлыкнул Родерик мне в ухо. — Но не буду тебя смущать. Я побежал.
Нет, он просто невыносим!
В этот раз никто не спрашивал, почему я отдыхаю, когда другие подтягиваются или отжимаются. Да и после занятия никто не поссорился, так что, когда мы с другими девушками с боевого вернулись в общежитие, оставалось время спокойно привести себя в порядок и позавтракать.
Перед тем как направиться в свою комнату, я заглянула в сушильню за сменой белья. Долго искать не пришлось — мои вещи висели там же, у самой стены, где я их оставила. Подойдя ближе, я ругнулась про себя: ткань на обеих рубахах была покрыта желтыми разводами, будто от темного мыла для стирки. Но я же вчера выполоскала все как следует! Конечно, я много чего не знала о жизни, но уж стирать, готовить, убираться и мыть посуду умела. Да в конце концов, если бы я поленилась отполоскать как следует, рубахи были бы равномерно серыми, а не в желтых разводах.
Я потянула на себя ближайшую и выругалась уже вслух. Желтое пятно расползлось под пальцами в труху, как расползается в руках опаленная бумага. Вторая рубаха тоже расползлась.
Гадать, каким образом мои вещи оказались испорчены, было некогда. Единственная оставшаяся у меня рубаха сейчас липла к коже, пропитанная потом. Все, что мне оставалось, — быстро выстирать ее, как следует выжав.
Когда я ввалилась в комнату, Оливия уже стояла у самой двери.
— Что случилось? — спросила она.
Кажется, это становится ее постоянным приветствием. Я молча протянула ей испорченную рубаху. Пока соседка разглядывала ее, развесила выстиранную на стенке кровати. Как там делалось это заклинание для сушки волос?
— Похоже, что ты перестаралась с отбеливателем, — сказала Оливия.
Я покачала головой.
— У меня нет отбеливателя, только мыло для стирки.
Если пропустить ткань не между пальцами, а между ладонями, потока воздуха хватит, чтобы ее просушить? Хотя бы чтоб вода не лилась и можно было накинуть сверху китель.
— Но выглядит именно так.
— Откуда ты знаешь? — Ее настойчивость начинала раздражать. Едва ли графине приходилось самой стирать белье, так откуда она знает, как выглядит сожженная от избытка отбеливателя ткань?
— Сама однажды слишком щедро насыпала его, стирая.
— Ты? — не поверила я.
— У меня в первый раз пришли лунные дни. Мама предупреждала, но я все равно растерялась…
Да, меня госпожа Кассия тоже предупреждала — и не меня одну, наверное.
— …почему-то испугалась, что нянька отругает за испорченную простыню. Стащила ее в прачечную, замочила, бросила горсть отбеливателя на пятно, а когда просушила, вышло такое же, как на твоих рубахах. Меня учили стирать, — пояснила она в ответ на мой ошарашенный взгляд. — Стирать, готовить, разводить огонь… Мама часто говорила, что если уж будущей императрице было не зазорно самой рубить ветки для костра, убить
