Виктор Пронин - В исключительных обстоятельствах
Раздумывая над этим, Масу постепенно пришел к выводу, что должен подняться наверх. Лим еще не спускался, он что-то делает наверху. Значит, он должен как можно тише подняться на второй этаж и попытаться выяснить, что делает там сейчас этот слизняк. Судя по вопросу, он делает там что-то интересное, что может ему, Масу, потом пригодиться. Во всяком случае узнать это не помешает.
Масу посмотрел на свои туфли. Лаковые туфли швейцара для такой цели не годятся — они скрипят на каждом шагу. Он подошел к кровати и вытащил из-под нее мягкие лайковые тапочки, расшитые причудливым узором. Снял туфли, надел тапочки, встал, сделал несколько шагов. Совсем, другое дело. Идти можно совершенно беззвучно, и нога отдыхает. Надо пойти, пока эта развалина, этот «согнутый радикулитом» кореец еще там.
Масу подошел к двери, открыл ее, осмотрелся. Коридор был пуст в обе стороны. Он вышел. Кажется, все вокруг тихо. Убедившись, что его никто не видит, и осторожно ступая, Масу двинулся к лестнице, ведущей на второй этаж.
Подойдя к самолету, по лицам стоящих у крыла штурмана и бортмеханика Гарамов понял, что главное сделано. К бензобаку тянулся шланг, насос мерно работал. Значит, бензобак уже отремонтирован и на него поставлены заплаты. И все-таки из головы не выходил тот, кого они оставили связанным в комнате. Конечно, развязаться он не сможет, но вдруг его обнаружит кто-то из своих?
— Идет, голубчик, — тихо сказал бортмеханик. — Идет бензинчик родимый.
Пожилой солдат-японец сидел в машине, разбирая и складывая горелку, рядом стояли капрал-водитель и Хиноки. Лицо Хиноки казалось сейчас каменным, будто он нарочно хотел показать, что все, что происходит вокруг, ему глубоко безразлично. Лицо капрала, наоборот, простецкое, широкое, мужицкое, было оживлено и всем своим видом приглашало к общению. Капрал курил, поглядывая то на стоящих у самолета, то на море.
— Без инцидентов? — тихо спросил штурмана Гарамов.
— Пока, — так же тихо ответил штурман. — Сестричка, курить принесла?
Вика не ответила.
— Что с оборудованием? Рацию, приборы приняли? Все в комплекте?
— Разбираться надо, но как будто все в комплекте. Приемник уже работает, радист и второй пилот там колдуют.
— А вы что?
— Я вас ждал, сейчас пойду помогать.
— Заглянуть в самолет они не пытались?
— Нет.
— Как раненые? — по-прежнему почему-то не глядя на штурмана, спросила Вика.
— Есть, по-моему, хотят, — тихо сказал штурман. — Да и нам, грешным, не мешало бы рубануть из котелка.
Штурман посмотрел на Гарамова.
— Есть сухпаек, — без всякой жалости сказал Гарамов.
— Бросьте вы — «сухпаек»... Попользоваться надо. Неужели здесь нельзя что-нибудь отхватить? Отель высшего разряда, официанты в манишках. Неужели там не найдется горяченького? И курева, — штурман посмотрел на Вику, — сестричка забыла.
Но Вика вдруг медленно пошла на него, закусив губу. Штурман заметил ее угрозу и начал пятиться.
— Ты что? Ты что? Чумная, что ли? — зашипел он. — Очумела?
— Я вам сейчас такое курево устрою. Задохнетесь.
Гарамову показалось — она сейчас ударит штурмана. Но Вика остановилась и отвернулась. Видать, злость у нее быстро проходит. Штурман растерянно завертел головой:
— А что я такого сказал? Вы же все слышали? Что я такого ей сказал?
— Ладно вам. Молчите.
— А что ладно-то. Я же только про курево. А она на меня буром...
Подошел Исидзима, штурман замолчал.
— Что-нибудь случилось?
Исидзима оглядел их исподлобья. Враг, подумал Гарамов, глядя на его смуглые скулы, тонкий нос и глаза, почти невидимые в щелочках век. Это его смертельный враг, агент японской секретной службы, да еще — лихоимец, замысливший спасти на их самолете богатство, нажитое за счет других. Но этот враг ведет себя так, что Гарамов испытывает к нему сейчас чуть ли не симпатию. А может быть, это очень даже хорошо, что он пока, вот именно пока, будет испытывать к нему симпатию? «Постой, — подумал Гарамов, — что же получается? Я должен испытывать к нему симпатию, а потом — предать? Какая ерунда. А он что — не собирается меня предать? Тогда и конец разговорам». Пока эта симпатия работает на руку и ему и всем остальным. А вот когда они сядут в самолет и поднимутся в воздух, когда люди Исидзимы, в этом Гарамов был уверен, попробуют их взять — тогда он посмотрит насчет симпатий.
— Ничего, господин Исидзима. Я хотел попросить горячей пищи для экипажа и несколько пачек сигарет или папирос. Людям нечего курить.
Исидзима поклонился:
— Понимаю, господин Гарамов. Вам скоро все принесут.
Бортмеханик снова отошел к бензонасосу, и Исидзима добавил:
— Но вас, когда вы управитесь здесь со всем, попрошу все же находиться в комнате официантов. Надеюсь, вы понимаете, зачем это нужно? Положение такое, что вы должны быть все время у меня под рукой.
Из люка спрыгнул второй пилот. Он явно хотел что-то сказать Гарамову, но, увидев рядом Исидзиму, осекся. Директор отеля все это отлично разглядел и повернулся:
— Здравствуйте. Надеюсь, господин... или как у вас — товарищ Гарамов сказал о моей роли? Я — директор этого отеля.
Второй пилот, очевидно пытаясь сообразить, как себя вести, молчал. Исидзима посмотрел на Гарамова:
— Господин Гарамов, я жду ответа.
— Да, он обо всем знает. Это член экипажа.
— В таком случае я хотел бы спросить у этого члена экипажа — как идут дела? Что с приборами и рацией? Когда самолет будет готов к взлету?
Гарамов, поймав взгляд лейтенанта, кивнул:
— Скажите.
— Приборы и рацию заменяем, но работы много. Всю доску придется перебирать. Ну и бензин еще не закачан.
— Что значит много? — спросил Исидзима. — Когда вы закончите?
— Если повезет — часа через три-четыре.
— Ну, считайте, через пять. Уже стемнеет. Что ж, меня лично это устраивает. Еду и сигареты вам сейчас принесут. Еще какая-нибудь помощь нужна?
Второй пилот посмотрел на мерно двигающийся поршень насоса, потом на стоящий поодаль вездеход. Гарамов подумал: а ведь от этого пацана зависит, взлетят они или не взлетят.
— Самолет нужно развернуть.
— Развернуть?
— Видите, колеса в песок въехали? А взлетать надо в другую сторону, по глинозему.
— Понятно. Что для этого нужно?
— Нужны машины, и не одна. — Второй пилот по-мальчишески провел ладонью по вихрам: — В идеале — парочку вот таких, как этот вездеходик. Тросами зацепим — и сливай воду.
— Может, одна потянет? — спросил Гарамов.
— Может, и потянет, если она двужильная. Но лучше две.
— Подождите, — Исидзима коротко оглянулся. — Подождите, господин член экипажа. Кажется, я придумал. Будут две машины. Это ведь не очень к спеху? Через час-два не поздно?
