Леонид Платов - Архипелаг Исчезающих Островов
Провожающие приветственно замахали шапками. Таратута что-то кричал мне, усиленно жестикулируя, кажется напоминал о каких-то хрупких деталях аппаратуры, но его почти не было слышно за гулом мотора.
Тынты Куркин включил третью скорость. Вездеход медленно всполз на ледяной вал и перевалил через него. Впереди белели новые, еще более высокие валы.
– Сейчас мы здесь, – показал Андрей наше место на карте и отметил его карандашом. – Где-то остановимся?..
Я положил карту на груду спальных мешков и разгладил ее, как вдруг что-то завозилось под рукой. Из-под мешков вылезла черная лохматая собака и, зевнув, почесалась задней ногой. Это был Ротозей, самая ленивая собака из всех, которых мы везли с собой на Землю Ветлугина.
По-видимому, питая особое расположение к Тынты, она сбежала за ним по трапу, некоторое время присутствовала при запуске и опробовании мотора, потом, соскучившись долгими приготовлениями, залезла внутрь кузова и заснула там.
Только толчки и качка заставили пса очнуться.
Как всегда, Ротозей проснулся в меланхолическом настроении. Косо поглядел на нас, приподняв ухо, затем, как ни в чем не бывало, принялся вычесывать блох.
– Он нам блох напустит! – вскричал Андрей.
– Традиция, брат, – сказал я, отталкивая пса ногой. – Ни одно открытие в Арктике не обходилось без собаки. Почитай-ка описания открытий…
Но Ротозей нарушил традицию.
Шум мотора и резкие толчки действовали ему на нервы. Он пополз на брюхе по полу, неуклюже спрыгнул с вездехода и, быстро перебирая мохнатыми лапами, побежал назад к кораблю.
Путь вездехода пролегал строго на север, через настоящий ледяной лабиринт. Мы то ныряли в ущелья, и тогда наш корабль исчезал за торосами, то взбирались на гребень и снова видели свою родную “Пятилетку”. Она делалась все меньше и меньше.
Мы продвигались не очень быстро – в среднем по две – две с половиной мили в час, то есть около пятидесяти миль в сутки. Правда, немало времени отнимали объезды – торосы поднимались в отдельных местах на пятнадцать метров.
Вдобавок нас сносило дрейфующими льдами в ту же сторону, что и “Пятилетку”. Приходилось учитывать снос при прокладке курса.
Две мили в час – это, конечно, немного, но ведь путешествие по пловучим льдам – одно из самых трудных путешествий. Двигаться мешают неровности льда, торосы, достигающие иногда высоты шестиэтажного дома, подтаявший мягкий снег, в котором вязнут гусеницы.
Каково же было путешественникам, которые шли пешком? Зачастую они не шли, а ползли и считали большим достижением, если за день удавалось пройти милю.
Впрочем, нам и в вездеходе доставалось.
Ледяные валы напоминали доты и дзоты, а глубокие ямы между ними – крепостные рвы. Мотало и кидало нас так, что иной раз согласился бы вылезти и идти пешком. Казалось, утлое суденышко швыряет штормом. То вездеход проваливался вниз, так что заходилось сердце, то начинал с ревом и скрежетом взбираться вверх, принимая почти вертикальное положение.
Обязанности в пути распределены так: Тынты управляет машиной, я прокладываю курс по карте, Андрей держит в поле зрения морское дно.
Сосредоточенное, серьезное лицо моего друга склоняется над эхолотом. На четырехугольное отверстие, в которое видны квадратики медленно передвигающейся кальки, падает конус света от лампы.
Звуку приходится сейчас проделывать двойную работу: помимо толщи воды, пронизывать еще и толщу льда, и Андрей в своих расчетах делает поправку на это.
Морское дно под нами – ровным-ровнехонько, как асфальт шоссе. Ни ухабов, ни рытвин! Резкий контраст с тем, что делается наверху, на поверхности пловучих льдов… Вот бы прокатиться по дну на вездеходе! Единым духом (“с ветерком”, – как говорят шоферы) домчал бы нас Тынты до Земли Ветлугина!..
59 метров, 60, 59, 62, 61. Пока что глубины неизменны. Материковая отмель полого спускается в общем направлении на север.
Вдруг звук провалился. 128, 150, 206! Значит, мы отделились уже от края материковой отмели и двигаемся над материковым склоном.
Тынты поворачивает вездеход. Наш путь должен пролегать строго над краем материковой отмели. Земля Ветлугина, по нашему убеждению, может находиться только на отмели. За ее пределами землю нечего искать.
58, 62, 63… Когда же дно начнет повышаться под нами? Когда цифры глубин начнут уменьшаться, предупреждая нас о близости земли?..
Рывок! 282!.. Эхолот как бы оступился в пропасть. Оборвалась отмель, начался материковый склон.
Еще рывок! Глубины достигли 306 метров. Но сейчас же эхолот обнаружил повышение склона.
Стало быть, мы миновали сейчас узкую и глубокую подводную ложбину.
Андрей поспешно наносит ее направление и конфигурацию на карту глубин.
Не вырыла ли балку какая-нибудь полноводная река, много тысяч лет назад впадавшая в этом месте в океан? Или, быть может, ледник, грузно сползавший с крутого берега в воду?..
Опять звук срывается на большую глубину. Я делаю знак, и Тынты поворачивает влево…
И сейчас еще, спустя много лет, я, засыпая, ощущаю иногда нечто вроде толчка. Будто шел, шел – и споткнулся, оступился в яму. Ух, и глубока же!.. Это вспомнилось то странствие во льдах с “волшебной палочкой” – эхолотом в руках…
Через каждые полчаса мы останавливались и производили наружные наблюдения.
Работать на холоде было нелегко. Мороз достигал четырнадцати градусов. Пальцы обжигало, едва лишь они касались металла. (Перчатки и варежки приходилось снимать.) Особенно донимал ветер. Он дул не переставая, с воем и улюлюканием проносясь по всхолмленной ледяной равнине. Снежная пыль, летящая в воздухе, проникала через малейшие отверстия под одежду.
А работать надо быстро и точно. Термометры нельзя нагревать дыханием. Даже долго в руках их нельзя держать – на показания прибора может повлиять температура тела наблюдателя.
Возвращаясь вприпрыжку к вездеходу, привалившемуся к торосу, я услышал голос Андрея за спиной:
– Леша! Оглянись, Леша!.. Следы светятся!
Я посмотрел под ноги. Ну и чудо! Голубоватый нимб окружал мои подошвы!..
Я сделал несколько шагов, оглянулся. Да, снег искрился, будто я наступал на тлевшие подо льдом угли.
– Вот так так! В святые попал! – сказал я и засмеялся.
Андрей, стоявший у вездехода, ответил шутливо:
– У святых нимб вокруг головы, а у тебя вокруг подошв. Это значит, что благодать почиет только на твоих ступнях. Бедный Леша!..
Затем он вытащил часы и объявил деловито:
– Продолжительность свечения – три секунды. Так и занесем в бортовой журнал…
