Индийский ноктюрн - Антонио Табукки

Я попросил его изъясниться яснее.

– О, – сказал он, – трудно объяснить яснее. Вот я иногда думаю, это слово указывает на гордыню или всего лишь говорит о цинизме. И о сильном страхе. Вы понимаете, о чем я?

– Не знаю, – сказал я, – это не так-то просто. Но, возможно, слово «практически» не обозначает практически ничего.

Мой сосед рассмеялся. Я впервые увидел его смеющимся.

– Вы сообразительный, отдали справедливость и мне, и практически у меня ее позаимствовали.

Я тоже рассмеялся и быстро добавил: «Но в моем случае это практически страх».

Мы помолчали, потом мой приятель спросил разрешения закурить. Он порылся в сумке, стоявшей рядом с его кроватью, и комната наполнилась запахом тех маленьких и ароматных индийских сигарет, которые скручивают из цельного табачного листа.

– Однажды я прочитал Евангелие, – сказал он, – очень странная книга.

– Всего лишь странная? – спросил я.

Он замялся.

– И полная гордыни, – добавил, говоря без злого умысла.

– Боюсь, что не совсем вникаю, – сказал я.

– Я говорил о Христе, – сказал он.

Вокзальные часы пробили половину первого. Я чувствовал, что меня клонит ко сну. Из парка за платформами донеслось воронье карканье.

– Варанаси – это же Бенарес, – сказал я, – священный город, вы тоже паломничаете?

Мой приятель погасил сигарету и слегка закашлялся.

– Я еду туда умирать, – сказал он, – мне остались считаные дни. – Он поправил подушку. – Но пока что не вредно поспать, – продолжил он, – спать придется недолго, мой поезд отходит в пять.

– Мой вскоре после этого, – сказал я.

– О, не волнуйтесь, служащий вас заранее разбудит. Полагаю, нам не доведется больше свидеться в том виде, в каком мы познакомились, в наших нынешних чемоданах. Желаю вам счастливого путешествия.

– Счастливого пути и вам.

Часть вторая

V

Мой путеводитель утверждал, что лучшим рестораном Мадраса является «Майсор» при отеле «Коромандель», и я решил проверить достоверность этой информации. В бутике на нижнем этаже я купил себе белую рубашку индийского кроя и пару элегантных брюк. Поднялся в номер и надолго погрузился в ванну, чтобы смыть с себя гарь путешествия. Комнаты в «Короманделе» обставлены мебелью в псевдоколониальном стиле, с большим вкусом, надо признать. Мои окна выходили на зады отеля, на утрамбованную песчаную площадку, за которой шли заросли дикой растительности. Номер был просторным, с двумя широкими кроватями под красивыми покрывалами. В глубине, рядом с окном, стоял письменный стол с центральным выдвижным ящиком и тремя такими же в каждой из двух тумб. Совершенно случайно я выдвинул нижний ящик справа, чтобы положить в него свои документы.

Кончилось тем, что я спустился в «Майсор» гораздо позже, чем планировал, впрочем, ресторан был открыт до полуночи. Здесь были большие панорамные окна, выходившие на бассейн, круглые столики и ширмы-séparé из бамбука, покрытого зеленым лаком. Настольные лампы на столиках под голубыми абажурами создавали особую атмосферу. Пианист на красном подиуме услаждал посетителей очень приличной музыкой. Официант провел меня между столиками и учтиво помог сделать выбор. Я позволил себе три блюда и выпил свежевыжатый сок манго. Посетителями были в основном индусы, но рядом с моим столиком я обнаружил двух англичан профессорского вида, обсуждавших дравидское искусство. Чинный разговор двух сведущих людей, и я в течение вечера развлекался тем, что сверял по своему путеводителю сведения, которыми они обменивались. Время от времени один из них ошибался в датировках, но другой не показывал виду. Забавно случайно подслушать разговор посторонних людей: я бы назвал их старыми университетскими коллегами, и только когда они оба признались, что хотели бы отметить свой полет в Коломбо, запланированный на завтра, я понял, что познакомились они только сегодня. Выходя из ресторана, я подумал было зайти в «Английский бар» в холле, но потом передумал – моя усталость не нуждалась в алкогольном подкреплении, и я поднялся в номер.

Когда зазвонил телефон, я чистил зубы. Вначале я решил, что звонят из Теософского общества, обязавшегося подтвердить телефонным звонком день назначенной встречи, но, учитывая, какой был час, я отмел это предположение. Потом вспомнил, что еще до ужина предупредил портье, что в раковине моей ванной протекает кран. Действительно, звонили из швейцарской: «Прошу прощения за беспокойство, мистер, с вами желает поговорить дама».

– Что вы сказали? – ответил я с зубной щеткой во рту.

– С вами желает поговорить дама, – повторил телефонист. Я услышал щелчок коммутатора, и женщина с глубоким грудным голосом твердо сказала: – Я занимала этот номер до вас, нам необходимо переговорить, в данный момент я нахожусь в холле.

– Если вы дадите мне пять минут, я встречусь с вами в «Английском баре», – сказал я, – он, кажется, еще открыт.

– Лучше я сама поднимусь, – перебила она меня, не давая вставить слово, – дело не терпит отлагательств.

Когда послышался стук в дверь, я едва закончил одеваться. Я сказал, что не заперто, она приоткрыла дверь, вероятно, чтобы взглянуть на меня. В коридоре была полутьма. Я заметил высокую женщину, кутавшую плечи в шаль. Она вошла и закрыла за собою дверь. Я сидел в кресле при полном освещении и при ее появлении встал. Не отходя от двери, она заговорила тем же грудным и твердым голосом, который звучал в телефонной трубке: «Извините за непрошеное вторжение, но, к сожалению, есть обстоятельства, когда иначе поступить нельзя».

– Послушайте, – сказал я, – Индия по определению загадочная страна, но загадки я разгадывать не умею, поэтому избавьте меня от напрасных усилий.

Она посмотрела на меня с деланым удивлением.

– Я забыла в вашем номере принадлежащие мне вещи, – сказал она спокойно. – И вернулась за ними.

– Я догадывался, что вы вернетесь, – сказал я, – но, откровенно говоря, не ждал вас так рано, то есть поздно.

Женщина посмотрела на меня с недоумением.

– Что вы хотите этим сказать?

– То, что вы воровка, – сказал я.

Женщина посмотрела в сторону окна и сняла с себя шаль. Мне показалось, что она красивая, но, возможно, это рассеянный абажуром свет придавал ее лицу отстраненный и аристократический вид. Она была не первой молодости, но тело ее было безупречным.

– Вы чересчур однозначны, – сказала она. Провела рукой по лицу, словно сгоняя с него усталость или какую-то мысль. Плечи ее вздрагивали в легком ознобе. – Что значит воровать? – спросила она.

Наступило молчание, и я услышал, как из крана в ванной надоедливо капает