Евгения Соловьева - Мастер теней (СИ)

— Осмотрите подвалы, — скомандовал он солдатам.

Вскоре около него сгрудились перепуганные, голодные дети и женщины. А около часовни Светлой, на маленьком кладбище среди цветущих катальп, солдаты закапывали тела — среди них попадались и совсем маленькие.

Фрай слушал сбивчивые рассказы и проклинал собственную беспомощность. Как бы он ни хотел, но помочь этим несчастным был не в силах. Армия должна идти дальше, чтобы остановить бедствие. Все, что он может, это отдать телегу из обоза, чтобы женщины с детьми доехали до монастыря Светлой под Луазом и там нашли помощь, излечение и приют.

— …все поверили! Наваждение, истинно наваждение, — сбивчиво рассказывала женщина с подвязанной тряпками рукой. — Как заговорил, глазами своими страшными засверкал, так и все, заморочиииил… — на последнем слове она заскулила.

— Белые балахоны убивать на месте! Не слушать. Не позволять говорить, — передали по рядам распоряжение генерала, едва полк оставил позади деревню.

В следующих Фрай не останавливался. Отряжал небольшой отряд, обозную телегу — и вел полк дальше. За час до заката вышли из леса: в трехстах саженях темнели городские стены.

К удивлению Фрая, мятежники не заперли ворота и не выставили стражу — вместо солдат у ворот толпились веселые горожане вперемешку с селянами, орали славу пророку и пили пиво. Пустые бочки валялись тут же, под стеной, а на телеге с полными сидел бритый мужик в белом балахоне и наливал всем желающим. На явление полка пехоты пьянчужки отреагировали нестройным ором «слава пророку» и подбрасыванием шапок и кружек.

— Командуй боевое построение, — велел Фрай.

Адъютант только крякнул: целый день марша, солдаты устали, но медлить нельзя. Развернулся к строю и заорал команду.

— Генерал Флом! — донеслось до Фрая со стороны, противоположной городу. — Срочное донесение!

Фрай обернулся: от деревьев отделился человек в форме городской стражи, и, сильно припадая на левую ногу, сделала несколько шагов к генералу. Обветренное лицо, военная выправка, остриженные под шлем волосы — на подставного фанатика он не походил.

— Отставить, — вполголоса скомандовал Фрай готовым стрелять арбалетчикам.

Запыхавшийся стражник доковылял до Флома, отдал честь.

— Сержант Кельядос. Разрешите доложить!

— Генерал, вы сейчас отличная мишень для арбалетчиков вон в той рощице, — влез адъютант.

Фрай кинул короткий взгляд на островок деревьев на холме близ дороги, хмыкнул и спрыгнул с лошади: теперь между ним и рощей оказался сержант. А в самого сержанта целились полдюжины стрелков генерала.

— Докладывай.

— Сегодня, в два часа пополудни, город Тиспе сдался бунтовщикам. Бургомистр присоединился к банде, судья повешен, мытари распяты на главной площади. Весь личный состав городской стражи во главе с лейтенантом сошел с ума и тоже присоединился к мятежникам.

— Не в полном. Вы, сержант, остались верны долгу.

— Так точно, генерал! — Глаза сержанта странно блеснули. — Я верен долгу и короне! Слава Пророку!

Фрай хотел выхватить шпагу, но рука не послушалась. Показалось, что кончился воздух: нечем было вздохнуть. Лишь через миг он опустил глаза на торчащий между ребер нож и удивился: почему не больно?.. Последним, что он увидел, был пронзенный сразу тремя болтами предатель и панически выпученные глаза адъютанта.

Глава 2

Дорога менестреля

436 год, 24 день Тёрна (неделю спустя), Суард.

В лавке музыкальных инструментов маэстро Клайвера было прохладно, сумрачно и пусто — чудесно прохладно и пусто, особенно по сравнению с жарой и столпотворением на площади Единорога. Но, увы, оставаться в лавке было никак невозможно.

Хилл бие Кройце по прозванию Стриж, единственный ученик маэстро, одернул полотняную рубаху, по-карумайски повязал серый платок, пряча выдающие северное происхождение соломенные волосы, потрогал непривычную серьгу: тусклое серебряное кольцо. Подпрыгнул, проверяя, не звенит ли в поясе или котомке. Погладил по гладкой деке красавицу-гитару. «До свиданья, моя прекрасная Шера», — шепнул ей, укладывая на моховой бархат. Вместо Черной Шеры взял со стены самую дешевую гитару, бережно обернул чехлом, повесил за спину.

— До свиданья, Сатифа, — кивнул экономке, глядящей на его сборы из открытой двери в комнаты.

Та осенила его на прощанье Светлым окружьем и, пряча беспокойство, отвернулась.

Дверь лавки закрылась за Стрижом, проскрипев пять нот песенки о веселой вдове. Послеполуденное солнце тут же заставило его сощуриться и пожалеть об оставленной дома невесомой рубахе дорогого сашмирского хлопка. Натянув платок пониже на лоб, он направился к постоялому двору с харчевней «У доброго мельника». На углу, в тени дома, сидела прямо на брусчатке чумазая тетка в обносках.

— Милок, подай калеке на пропитание, — проныла она, выставляя напоказ вывернутую под странным углом, синюшную ногу. — Полдинга за-ради Светлой!

— Обнаглела совсем, — укоризненно покачал головой Стриж.

Тетка, разглядев знакомые синие глаза, пробурчала что-то нецензурное, вскочила и бодро побежала прочь. Стриж, ухмыльнувшись, продолжил путь.

Через несколько минут он отворил тяжелую дверь харчевни и замер на пороге, рассеяно моргая и оглядываясь. Прохладный зал с низким сводчатым потолком, едва освещенный четырьмя узкими окошками, был полон мастеровыми и приезжими артистами — вот уже лет сто все жонглеры, менестрели, барды и прочие акробаты предпочитали Мельника всем другим постоялым дворам.

Четверка артистов, с которыми Стриж так удачно познакомился не далее чем позавчера, расположилась за дальним столом, в уголке. Стриж увидел их сразу, едва вошел, но продолжал растеряно озираться. Наконец, его заметила высокая, полногрудая девица с тяжелыми каштановыми косами: фокусница Павена.

— Эй, Стриж! — Она помахала рукой. — Иди сюда!

Стриж радостно улыбнулся, делая вид, что только сейчас ее приметил, протиснулся между неподъемных дубовых столов и снял с плеча гитару и котомку.

— Светлого дня, — поздоровался он.

— Светлого, — отозвались тонкие, курчавые и очень смуглые брат с сестрой: жонглеры-акробаты родом из Сашмира.

— Куда-то собрался? — спросил усатый, коренастый мужчина, старший в труппе: глотатель огня и метатель ножей.

— Да так… Вот, подумал, неплохо бы снова увидеться, — пожал плечами Стриж и тут же сел на лавку рядом с фокусницей. — Здравствуй, укротительница полосатых. А где твой великий артист?