Михаил Плотников - Беловежская застава
В генералы я, конечно, не собирался и не видел в своем поступке ничего особенного, что ребята считали подвигом. Любой на моем месте точно так же действовал бы.
— Так это не я ведь! Мы все вместе...
— Ну, ты мне брось! — грозил дружелюбно пальцем старшина.
Все, кто участвовал в задержании нарушителей, получили сутки отдыха. И вот только теперь мне представилась возможность прочитать письмо, которое вручил сержант Викулов. Я осторожно развернул конверт, вынул листок, исписанный мелким убористым почерком, стал читать.
«Дорогой незнакомец! Ваше письмо меня сильно встревожило. Ведь я не давала вам никакого повода, чтобы написать мне такое откровенное письмо. А может, я и не заслуживаю всего этого? Ведь вы меня совершенно не знаете...
Вы спрашиваете, откуда я. Приехала издалека, с Волги. Там, в деревне, живут мои родители. Есть такой городок, Плёс называется. Так вот я училась там. Кончила десятилетку. Сдавала вступительные экзамены в МГУ на биологический факультет. Не прошла по конкурсу. Возвращаться домой не захотела. Списалась с дедушкой и решила поехать к нему. Лес меня очаровал. Я так люблю природу.
Вот хожу по лесу и будто читаю сказку за сказкой. Я вижу, как спят птицы, как они добывают пищу, как вьют гнезда и как они любят друг друга. Да, да, вы не смейтесь. Птицы тоже умеют любить...
Здесь, в Беловежской пуще, столько красоты, что глаз не оторвать. Вот вчера я видела зубров, европейских оленей. Они совсем не такие, как северные. Более того, у северных оленей в сердце есть косточка. Ученые до сих пор не знают секрета этой косточки. Вот видите, какая загадка природы... А сколько их! Как хочется разгадать хотя бы одну из них!
Если вы захотите ответить, пожалуйста пишите.
Аннушка».Так вот кто она, эта самая лесная фея! Она тоже с Волги, землячка моя, значит. Спрятал письмо в карман гимнастерки, укрылся с головой одеялом. Сон не шел. Перед глазами стояла Аннушка. Я стал про себя сочинять стихи. Кажется, они получались.
Аннушка — красавица лесная,Ты мне нынче утром подариШирь небес от края и до краяИ разливы молодой зари.Подари мне солнечные ветки,Голубых озер и рек глаза,Листьев багровеющие сеткиИ неугомонные леса.Аннушка — моя лесная фея,Ты мне нынче сердце подари,Что от боли сладкой багровеетМолодостью утренней зари.Отвечала Аннушка с поклоном:— Я тебе сегодня подарюМир лесной,Счастливый и зеленый,И, как песню, светлую зарю.Подарю я пенье птиц красивых,Травы и звенящий листопад,Щек небесных красные наливы,Губы ягод, что огнем горят...
Около меня остановился дежурный.
— Слышишь, Горин, тебе пакет...
На конверте было написано: «Товарищу Викулову».
— Это же не мне, а сержанту.
— Викулова нет, а это наверняка по тому делу, которым вы с ним вместе занимаетесь.
Я разорвал пакет. Музей пограничных войск сообщал по просьбе сержанта список пограничников Беловежской заставы — выписка из приказа по отряду от 20 июня 1941 года. Это же здорово! Вот возьму да Сергею Петровичу и покажу этот список. Может, он вспомнит тех солдат.
Скоро объявили о начале занятий. Все разошлись. На заставе остались дежурный, повар, сержант Мочалов и я. Мы с сержантом пользовались привилегией. Я ушел в Ленинскую комнату и сел за письмо к Аннушке. Вот ведь дело-то какое! Придется писать не от своего имени, а от имени сержанта. Сначала никак не клеилось, а потом пошло. Аннушка стояла перед моими глазами такая нежная и красивая, будто облачко. Представляю ее то по-детски смешливой и радостной, то строгой, гордой, то исполненной удивительного женского кокетства и лукавства.
Я уже дописывал письмо, когда в Ленинскую комнату вошел старший лейтенант Петр Денисович Моргунов.
— На родину пишете?
Я смутился и не очень уверенно ответил:
— Так точно, товарищ старший лейтенант... Сестренка у меня, такая смешная, вот учу ее уму-разуму.
— Это хорошо, — и он лукаво улыбнулся.
Я посмотрел на него и быстро отвел глаза. Он понимал, что я говорю неправду, но не стал допытываться. Не стал потому, что знал, — сейчас не время. Подвернется удобный случай, он непременно напомнит:
— Не забудьте написать сестренке... Как звать-то ее?
Серые глаза замполита блеснули.
— Напишите ей, что служите хорошо.
Тут же я рассказал замполиту о письме из музея и попросил разрешения на этой неделе навестить лесника, показать ему список пограничников Беловежской заставы. Он одобрил мой план.
Через три дня на заставу приехал писатель Василий Берков. Его представил нам начальник клуба отряда капитан Маркуша. Писатель рассказал о книге, над которой работал — это повесть о советских партизанах, сражавшихся с ненавистным врагом на территории Италии. Связной отряда была двенадцатилетняя Марчелла.
Однажды она с большим трудом доставила в штаб партизанского отряда весьма срочное донесение. Написано оно было на обыкновенном пшеничном зернышке рукой умельца-художника Соррети, друга отца Марчеллы. Говорят, будто бы партизаны сохранили это зернышко, и сейчас оно в музее...
Потом Василий Берков говорил о Беловежской пуще. Белая вежа! Не правда ли, звучит хорошо!
Давным-давно родились эти слова. Белая вежа — это высокая круглая сторожевая белая башня. И ныне она высится в Каменце, районном центре. Когда-то она служила защитой от нападения врагов. А ныне стоит, окруженная лесами, и поют ей деревья о славе минувшей и славе будущей, поют о счастье земли родной...
А еще он рассказывал о городе Беловеже. Во время строительства Волго-Донского канала был обнаружен этот древний город. Археологи открыли давно забытую страницу истории России. Русский князь Святослав совершил по тем временам небывалый поход против хазар, захватил крепость Саркел, которая с той поры стала русским городом — Беловежей.
Прошли века, и на тех местах, где когда-то русские богатыри князя Святослава громили врагов, разгорелись страшные бои против гитлеровских захватчиков. Тогда слова князя Святослава: «Да не посрамим земли русской, но ляжем костьми, ибо мертвые сраму не имут» приобрели особый смысл.
Я сразу же вспомнил о наших героях-пограничниках. Они тоже не пропустили врага...