Анастасия Коробкова - Сказки Перекрестка
Он составлял макет субпространства, в котором перемещались наколдованные мирки, отслеживая «орбиту» каждого, для чего постоянно просматривал реестры, в которых никто, кроме него, ничего бы не понял. Его внимание привлек мирок, который открывался неделю назад. Кто в него проник? Герман знал, кто, просто чувствовал. Он соскучился.
По расчетам получалось, что проход откроется снова с минуты на минуту. Искушение увидеть невозможное существо хотя бы мельком оказалось слишком сильным, и лишь только туман межвременья начал просачиваться в пещеру, Герман шагнул в портал.
II
Он оказался на пыльной площади, видимо, рыночной, заставленной столами, лавками и палатками, окруженной низкими, не выше чем в два этажа, каменными и деревянными домиками. День здесь был в разгаре, и торговля тоже, по площади, от прилавка к прилавку, оживленно перемещались пестро одетые люди. Благодаря их разномастным нарядам, что, наверное, нормально для базара, Герман, одетый в черные вельветовые брюки с небольшой сумкой на поясе и серую безрукавку, не привлекал к себе особого внимания. Он двинулся между рядами прилавков, внимательно оглядываясь, понимая, что вероятность увидеть искомый объект сразу крайне мала. Перед ним трясли отрезами тканей и металлическими побрякушками, красоту которых он не мог оценить, ему улыбались девочки в длинных платьях с облегающими лифами и широкими юбками, его рассматривали наметанными взглядами купцов, быстро теряя интерес, мужчины в добротно сшитых одеждах, пока он пробирался к выходу с рыночной площади.
Куда идти? Почему-то он был уверен, что попал сюда не зря, и его импульсивное пожелание оказаться в незнакомом мире было не таким уж безрассудным.
Никогда раньше он так не делал. Социум не интересовал его, и, попав на рыночную площадь в трезвом уме, он сразу повернул бы назад. Раньше он оставался лишь в тех пространствах, где видел что-либо необычное: неизвестных животных или растения, странный ландшафт или удивительные постройки. Или где шли бои. Всегда он знал, что делать — это диктовали ему его разум исследователя и ненасытный интеллект, а также необходимость практиковаться в боевых искусствах, на чем настаивала его команда при поддержке Королевы.
Сейчас было иначе. Его вел кто-то другой, а он чувствовал себя марионеткой, расслабленно следуя сигналам интуиции. Одна из узких кривых улочек, лучами расходившихся от рыночной площади, уводила его вглубь городка. Уже через четыре или пять кварталов он заметил родную миниатюрную фигурку возле крыльца каменного двухэтажного дома. Она стояла к нему спиной и словно чего-то ждала. Даже не видя лица, в непривычной одежде, он сразу ее узнал, точнее, его мозг правильно интерпретировал сигнал внезапно вздрогнувшего сердца. Он остановился в тени массивного балкона, не желая ей мешать.
С той стороны, куда она смотрела, к ней подошел бедно одетый подросток, явно чем-то расстроенный, и произнес короткую фразу на незнакомом Герману языке. Ася в досаде стукнула кулаком по стене дома, потом повернулась и прислонилась к ней спиной. Видимо, в ее планах что-то пошло не так — она размышляла, постукивая ладонью о стену. Наконец, она оттолкнулась от дома, повелительным тоном сказала парнишке несколько слов, и, дождавшись в ответ кивка лохматой головы, стремительно направилась в сторону Германа. Он решил, что еще не время обнаруживать свое присутствие, даже с целью предложить помощь, и отступил в тесный проход между двумя домами, в густую тень. Ася пробежала мимо, и он, успев лишь заметить мелькнувшие в разрезе длинной юбки до боли знакомые камуфляжные штаны, двинулся следом.
III
Прокручивая в голове новость, принесенную Катеком, я бежала на рыночную площадь. Значит, Гертруду уже арестовали. Не завтра, а сегодня! Неужели зря я развернула такую бурную деятельность, чуть ли не колдовством нашла ее родственников, разработала всю операцию, чтобы они смогли проникнуть в этот город-мышеловку под прикрытием ярмарки?! От злости у меня дымились волосы. Судя по тому, что за ней пришла не городская стража, а тюремная охрана, она все-таки попала под действие общего заочного приговора всем «чужим». Исполнить его недолго. Нужно спешить. Тут есть еще один общий заочный приговор на немедленную казнь — ведьмам, и мне не остается ничего другого, как взяться за старое.
Очень часто на ярмарках работают лекари, и я должна составить им конкуренцию. О! Вот! В самом центре площади, на помосте — разодетый в шелк и бархат с золотом, в шикарном тюрбане, прихваченном изумрудной брошью и с выражением бесконечной снисходительности на лице. А на груди, гордо выпяченной, сверкает знак в виде звезды, наверняка что-то вроде лицензии! За такого должны заступиться. Так, что мы еще имеем… Один болезный находится в процессе пользования, сидит перед лекарем на низеньком стуле. Что беспокоит? Некое повреждение кожи головы и шеи. Покатит. На лестнице — очередь из страждущих. Вокруг помоста — радостная толпа. Ну, правильно, людям нравится смотреть, как выдирают зубы и заливают кипящим маслом язвы. Казни-то здесь не публичные, производятся без помпы в тюремном дворе.
Как мало времени! Гертруду с сыном забрали еще утром, значит, их минуты сочтены. Если я узнаю, что они погибли… Нет, не могу даже думать об этом. От картины, нарисованной воображением: безжизненные тела хрупкой белокурой женщины и малыша, лежащие с веревками на шеях в пыли тюремного двора, — мне стало так отчаянно жутко, что в глазах ощутимо сверкнули молнии. На самом деле! Люди заметили вспышку света и повернулись ко мне. Ну что ж, пора действовать.
— Эй, кто ж так лечит! — крикнула я и вспрыгнула на помост. — Надо вот как!
Я смахнула с пациента пропитанную вонючей ерундой корпию и провела ладонью взад-вперед в нескольких сантиметрах над рожистым образованием. Черт, надо же было так разозлиться: от моих пальцев к коже мужчины потекли тоненькие голубые струйки, видимые даже нормальным зрением. Толпа ахнула. Рожа исчезла. Лекарь попятился.
Нужно закрепить эффект. Я втащила со ступеней следующего больного. Не спрашивая, уловила сигнал его боли, но уточнила:
— Зубы болят?
Больной, тщедушный старичок, в изумлении раскрыл рот, полный гнилых обломков. Светящимися пальцами я ухватила самые безнадежные экземпляры и легко вытащила из десны, остальные… не знаю, что я сделала, просто вылила на них падающие с пальцев капли сияния и закрыла рот. Дальше на очереди была бабулька с гноящимися глазами. Я помогла ей подняться на несколько ступеней и положила руку на глаза. Почти сразу из-под плотно сжатых век начал прибиваться белый свет, и веки очистились. Старая женщина открыла свои помолодевшие глаза и на выдохе произнесла:
