Джеймс Лусено - Тысячелетний сокол

— Я покажу дорогу, — воскликнула Аллана, выскакивая за дверь.

Ректорат университета, в котором я обучалась, требовал, чтобы после получения дипломов и прохождения интернатуры в клиниках, мы провели три года на какой-нибудь отдаленной планете, применяя полученные знания на практике. Многие выпускники предпочитали посвятить все три года лишь одной планете, но у меня были другие планы. Собрав воедино гранты университета, взносы и пожертвования от частных лиц, я основала «Панацею дальних рубежей», куда со временем стали стекаться молодые специалисты, которые вполне могли бы найти себя в археологии, лингвистике или природных изысканиях, если бы не выбрали медицину. Небольшой флот из дряхлеющих кораблей доставлял нас с гуманитарной миссией на планеты Среднего и Внешнего колец, где мы раздавали лекарства, устраивали вакцинацию и проводили хирургические операции. Мы несли свои знания на планеты, охваченные чумой или пораженные природными катаклизмами, и брались решать практически любые задачи. Именно тогда я научилась управлять кораблем, и задолго до истечения трехлетнего срока моей обязательной службы поняла, что никогда не удовлетворюсь, если буду просиживать штаны в современном медцентре или вести частную практику на какой-нибудь богатенькой планетке. Вместо того я жаждала посетить самые дальние рукава Галактики, где так остро нуждались в медицинской помощи все те, о ком Империя и знать не желала. Торговля заглохла, многие прежде успешные экономические державы пришли в упадок, а Император ничего, кроме пустых слов, предложить не мог, бросив все силы Империи на укрепление Ядра.

Большинство тех планет, куда я рвалась, по логистическим или финансовым причинам были вне досягаемости «Панацеи дальних рубежей», но все изменилось, когда у меня появился «Тысячелетний сокол». Благодаря гиперприводу военного класса любой конец Галактики стал для нас досягаем, а поскольку пожертвования продолжали поступать, я прикупила еще и пару дряхлых дроидов-фельдшеров и снарядила корабль множеством диагностических приборов. Хоть я и не жалела о годах волонтерской службы, мне больше нравилось решать самой, когда и куда лететь. Мои друзья по университету в шутку прозвали этот период моей жизни «порханием с ветки на ветку», и, в сущности, были недалеки от истины — для меня это было время познания и личностного роста.

Если говорить о пунктах назначения, то я всецело полагалась на то, что слышала в космопортах, кантинах, забегаловках, — всюду, где космические дальнобойщики обменивались информацией и распространяли слухи. Признаюсь, я втайне наслаждалась тем, что они принимали меня за пирата, контрабандиста или охотника за наградами, и все благодаря задиристо выглядящему «Соколу», с этой его грозной лазерной пушкой — пусть и неисправной. Если бы кто-то решил проверить меня в деле, то сразу бы выяснилось, что как пилот я этому кораблю не ровня, и мало на что способна, кроме как перелетать с места на место.

В одной кантине на Русте я услышала о планете Хиджадо, весьма отдаленной от Хайдианского пути — на полпути к Бонадану. Пожилой пилот сообщил мне, что если где-то и нуждаются в помощи, так это на Хиджадо. Он упорно не называл причину, но она стала ясна, едва «Сокол» вышел из гиперпространства и датчики сообщили о веренице имперских кораблей, покидающих планету. То, что я поначалу приняла за атмосферный фронт, оказалось столбами дыма, который поднимался от десятков поселений на северном полушарии. Очень скоро дальние сканеры «Сокола» явили моим глазам эскадрильи СИД-истребителей, которые возвращались к своим звездным разрушителям по завершении бомбардировки, и несколько маленьких суденышек местной приписки, которые сбивали при попытке покинуть зону поражения.

Я слышала о недавнем налете на имперские верфи на Орд-Трейси или Билбринджи — где именно, не помню — и первой мыслью было, что имперцы накрыли здесь базу повстанцев. Но Хиджадо казалась слишком захолустной, чтобы держать на ней базу, а доносившиеся из коммуникатора обрывки переговоров рисовали совсем иную картину. Переговаривались пилоты госпитальных фрегатов, ожидавшие от имперцев разрешения сесть на Хиджадо. Так характерно для имперского командования: пропускать корабли с гуманитарной миссией, когда ущерб уже непоправим.

Медики с фрегатов просветили меня о масштабах катастрофы и в общих чертах изложили план оказания помощи. Пусть имперцы выжгли далеко не всю планету, многим городам было уже не помочь, а некоторым участкам земли предстояло остывать еще не один год. Эвакуировать выживших спасателям не разрешили, а медицинские службы в населенных пунктах, не попавших под прямой обстрел, уже вовсю принимали пострадавших. Как бы то ни было, крах большинства энергостанций и технических узлов отбросил местную цивилизацию на сотни лет назад. Хуже того — имперцы оставили на планете гарнизон, чтобы бунтовщики не смели искать сочувствующих и единомышленников.

Как только госпитальным кораблям дали разрешение сняться с внешней орбиты, я повела «Сокола» в бурлящую атмосферу. Я прислушивалась к эфиру в ожидании призывов о помощи из отдаленных регионов планеты, но их не поступало, поэтому я положилась на собственные глаза и на самого «Сокола» — у него было свойство западать на правый борт при движении в атмосфере — в надежде, что это приведет меня туда, где от меня будет хоть какая-то польза.

Я приметила местечко, которое скорее пострадало за компанию, чем от преднамеренного залпа, и посадила фрахтовик в размывной карьер прямо под горячим ливнем. Жилые и хозяйственные постройки были охвачены пожаром, который обильно подпитывали запасы топлива, бывшие в ходу у местного населения. Когда я вышла из корабля, от похоронной бригады, подбиравшей тела, отделился человек лет сорока и двинулся прямо ко мне.

— Спасибо, что откликнулись на наш призыв, — прокричал он с сильным акцентом, перекрывая шум дождя. Когда я уточнила, что никаких призывов не поступало, он ответил: — Не поступало на ваш корабль — вы это имеете в виду? — Я подтвердила его предположение, на что он лишь кивнул. По его словам, я приземлилась — и это самое главное. Он назвался именем Нонин.

Я брела за ним под дождем и пыталась выяснить, за какую провинность они пострадали.

— Имперцы объяснений не дают, — спокойно ответил он.

Тем не менее вскользь он упомянул, что, по слухам, правитель сектора разозлил Императора, и Хиджадо устроили показательную порку. Все это было до боли знакомо, и при виде груды мертвых тел я впала в отчаяние.

Но Нонин лишь сказал на это:

— Не надо нас оплакивать. Здесь нет смерти, есть только исход.